Испорченные квартирным вопросом

Чудеса плотной упаковки

Совершеннейшая загадка, как в нашей 8-метровой комнатухе на Нарышкинской, где наша семья жила с 49-го по 60-й годы, помещались, кроме матраса папы и мамы, еще: моя кроватка, стол, шкаф, пианино «Украина» и сервантик. А еще к нам часто приезжали в гости разные родственники и друзья, и им стелили у входа на полу. Как-то раз, видимо, наушибавшись в тесноте, папа спилил углы у квадратного обеденного стола…

Правда, наша бывшая «комната горничной» бывшей виллы Рябушинского «Черный лебедь» еще не была рекордом плотной упаковки: на первом этаже в 3-метровой бывшей привратницкой помещался другой сотрудник БПК – дядя Коля Каюков со своей женой тетей Шурой. У них была койка, на которой и одному было бы не слишком просторно, какой-то шкафчик и стол. Чтобы за него сесть надо было, вывесив задницу над койкой, переступать вдоль нее в дальний угол, тогда на ней могли усесться даже трое.

От всего бывшего рябушинского великолепия нам достались только высоченные потолки и ключ от нашей комнаты, который был велик и толст, имел фигурную прорезную головку и был сделан из желтой меди – настоящий «золотой ключик».

Аннексия спального места

Комната, в которой я провел первые годы своей жизни, выходила в коридорчик, соединявший «жилую половину» дома с помещениями собственно Бюро Прямоточного Котлостроения. По нему отцы обитавших здесь семейств, не выходя на улицу, шли на работу прямо из своих комнат, а днем сотрудники забегали в гальюн, располагавшийся уже на «нашей» территории. И вот, когда мне исполнилось 6 лет, и я перестал помещаться в кроватке, которая была задвинута под обеденный стол, папа как-то смог уговорить соседей и начальство, чтобы дверь в коридорчик со стороны БПК закрыли, а сам коридорчик прирезали к нашей комнате.

Поначалу все шло хорошо – дверь нашей комнаты сняли с петель и перевесили на конец этого коридорчика, площадью два квадратных метра. Однако, когда процесс уже завершался, с работы вернулся главинж БПК, живший в соседней комнате, и заявил, что если двери нашей комнаты будут открываться наружу, то по коридору к кухне будет не пройти, и он это запрещает. Я ужасно расстроился, потому что на папу и маму так громко кричал начальник, потом впервые в жизни полночи не мог заснуть. Поскольку, с другой стороны, если бы дверь открывалась внутрь, тогда вообще нельзя было бы пройти в нашу комнату, пришли к компромиссу – дверь распилили вдоль и обещались открывать только одну створку из двух.

В коридорчик переехал я, в столярке БПК сделали из досок раму, а папа натянул на нее сетку, чтобы можно было положить матрас. Даже для моего гигантского роста рама была маловата, поэтому на торце к ней приделали откидную доску, которую поднимали на ночь, чтобы я не свисал с топчана. Правда, при этом сильно затруднялся выход из комнаты – мало того, что в узкую щелку, так еще и переступая через мои ноги.

Коридор до Бомбея

Друзья родителей часто приходили к нам в гости, и все рассаживались все в той же комнатке, но иногда мы ехали в гости к ним и даже оставались ночевать. Жилищные условия у друзей нашей семьи были не такими жесткими в смысле размеров площади, но тоже весьма своеобразными. Про квартиру маминой ближайшей подруги – «мамы Гали» и ее мужа Сёмы (который здесь уже не раз упоминался) я писал – невероятно высокие потолки дома Елисеевского магазина на Горького и узкая колбасовидная комната, в которой царит вечный мрак, потому что до окна безумно далеко. Ужасно меня интриговало и восхищало то обстоятельство, что, войдя в их дом с улицы Горького, по хитрым коридорам их третьего этажа можно было пройти метров сто и выйти в Козицкий переулок сбоку от Елисеевского.

Квартира семьи лучшего друга отца в Мерзляковском переулке запомнилась огромной кухней, в которой в ряд были выстроены газовые плиты, и клубилась куча народу, по-моему, каждый раз разного. От кухни вглубь квартиры уходили совершенно темные коридоры, которые, как мне тогда казалось, могли закончиться и на Арбате, и где-нибудь в Бомбее…

Внезапно возникшая симпатия

В 59-м накушавшиеся такого квартирного быта по самое не могу мои родители стали собирать документы – чтобы нас поставили в очередь на квартиру. Тогда строительство жилья в Москве, действительно, приобрело массовые масштабы и стало буквально очевидным простым гражданам. Даже по тогдашним меркам наше жилье считалось микроскопическим, и на очередь нас поставили. Надежд ускорить процесс практически не было, потому что мама от своего туберкулеза выздоровела, и в 58-м ее сняли с учета в диспансере, а, следовательно, соответствующие льготы ей уже не полагались. И все же, летом 60-го, отправив меня в очередной раз в Киев к деду и бабке, родители потащились в райжилотдел узнавать, как там движется дело. И тут им невероятно повезло – они попали к какому-то молодому парню, который к ним вдруг проникся симпатией, стал копаться в бумагах и вдруг заявил: - Слушайте, тут Такой-то (похоже, кто-то из начальства) отказался от квартиры на Хорошевке, если вы согласны – могу выписать ордер. Но действовать надо быстро!

Надо ли говорить, с какой скоростью родители примчались на смотрины и с какой скоростью подписали все документы, тем более обнаружив, что зажиленная для Такого-то квартира – всего-то на 2-м этаже, что в тогдашних пятиэтажках без лифта было существенно.

Скребите, Юра, скребите!

Когда уже мы с Танькой в 76-м получили свои первые собственные комнаты в коммунальной квартире, мне потребовалось около месяца, чтобы привести их в мало-мальски пригодное для проживания состояние. Первым препятствием этому служила гора из зеленого пластилина высотой, местами, сантиметров в тридцать посреди большей комнаты. Это украшение соорудил младший сынишка соседей пока комнаты стояли пустыми, он их еще инкрустировал гильзами от мелкашки. Сначала я срубал все это хозяйство ножом, потом добрался до паркета и стал соскребать остатки пластилина, оставившего здоровенное зеленое пятно, с него. И тут выяснилось, что пол покрыт, помимо пластилина, плотно спрессованным слоем мастики и подгнившего дерева миллиметра в 3-4, который зеленью от пластилина пропитался насквозь. Пришлось отскребать и его, а, когда добрался до чистого дерева, оказалось, что посреди комнаты в паркете образовалась дыра – большая и глубокая. Пришлось снова брать в руки циклю и отдирать уже весь пол.

***