Наш советский Диснейленд

Когда еще никакого Диснейленда не было, в Москве было свое Поле Чудес или в Гостях у сказки – на тогдашней окраине располагалась ВСХВ – всесоюзная сельскохозяйственная выставка, переродившаяся впоследствии в ВДНХ. Поначалу на ней, действительно, было полно следов того, что все это затевалось в вечно голодающей стране как витрина несуществующих достижений в полеводстве и животноводстве – пышные снопы, толстенные хрюшки с 12-ю поросятами, племенные быки и мои любимые кони всяких специальностей: стройные буденновцы и владимирские тяжеловозы – такие страшные богатырские коняги с ногами, толщиной в меня тогдашнего.

Человеку, ставшему впоследствии биологом, стыдно признаться, что куда больше меня завлекали промышленные павильоны, которые потихоньку стали захватывать все большие куски выставки. А там были такие шикарные штуки, как настоящий самолеты, и такие захватывающе-таинственные, как здоровенный бассейн, символизировавший собой атомный реактор. А уж к цветным телевизорам хвост стоял огромный. Телевизоры показывали попеременно минуты по три стоячую картинку разных букетов цветов. Видимо, система еще не позволяла передавать движение…

Вообще, мне там все очень нравилось: и внутренняя линия троллейбуса была, и появившиеся позже автопоезда и такси на мотороллерах, но с ВСХВ связано и одно из страшных разочарований детства. В одном из тамошних буфетов я увидел ужасно соблазнительную трубочку с кремом и уговорил родителей мне ее купить – откусил, и оказалось, что кремом замазан только торцы трубочки, а дальше – пустота. Это было первое столкновение с откровенным коммерческим обманом.

Близок локоть

Удивительное дело – множество товаров в советских магазинах было выставлено, но ни в какую не продавалось. Роскошные телевизоры в витрине на улице Горького, мимо которой мы в моем детстве (50-е годы ХХ в.) шли от метро Маяковская к дедушке и бабушке в Малом Козихинском, совсем не означали, что стоит только зайти в магазин и заплатить деньги, как тебе этот прибор завернут в бумажку, завяжут бантиком и вручат. Это были всего лишь «демонстрационные экземпляры», олицетворяющие собой потенциальные способности советской промышленности, а не реальные возможности советской торговли. С массовым производством телевизоров потом постепенно справились, но с другими изделиями так успешно не выходило.

Уже когда я стал работать (70-е гг.) в магазине «Медтехника» на улице Вавилова стоял роскошный самописец – двухканальный, с подходящими для моей работы скоростями протяжки бумажной ленты – то, что нужно, но, когда я спросил у дежурящего в торговом зале специалиста, как этот прибор можно приобрести и сколько он стоит, тот посмотрел на меня, как на неполноценного и сказал вразумляюще: - Никак! Это же ОБРАЗЕЦ!

Насчет «никак», это товарищ немного меня недооценил, потому что я не поленился проникнуть к директору магазина, выяснить, что все-таки «как» существует и заключается в том, что срок демонстрации образцов ограничен то ли годом, то ли двумя, и у интересующего меня прибора этот срок как раз через месяц заканчивается. Нужно отношение из Института, и, если не найдется более могущественного конкурента, они нам, так и быть, самописец продадут.

Изведя кучу времени и бумаги и изрядно надоев приставаниями директору нашего института, я все необходимые документы собрал, приволок в «Медтехнику», получил у них счет, еще помахал хвостом в нашей бухгалтерии и, в конце концов, тяжеленный прибор приволок в лабораторию.

Победа! Но тут история не заканчивается… При первой же попытке включить самописец в сеть из розетки вылетела здоровенная искра, свет в лаборатории погас, а я хорошенько получил по пальцам. КЗ!

Делать самому с прибором было ничего нельзя, потому что он был гарантийный и винты, запирающие доступ внутрь, были замазаны пластилином и опечатаны заводским ОТК (отдел технического контроля). Потребовалось ждать месяца два, пока до нас добрался заводской гарантийщик, который, наконец, вскрыл прибор и обнаружил в изоляции провода питания внутри самописца дырочку до медной жилы, которая была аккуратно прислонена к металлическому корпусу. Ремонт занял минут пять вместе с запечатыванием винтов новой печатью.

Близок локоть-2

Такая же история случалось со мной и еще множество раз. Когда у нас в лаборатории появился Никита Григорьев, имевший большой вкус к методикам и лабораторному оборудованию, мы стали частенько ходить на выставки, которые стали открываться в Москве довольно часто. Естественно, на стендах зарубежных фирм можно было только облизываться, потому что получить валюту на приобретение их продукции можно было только случайно (с нами такое однажды случилось). Все же информацию мы кое-какую извлекали – о том, какие технологии возникли ТАМ и нельзя ли это воспроизвести из палочки и веревочки на левой коленке. С некоторых пор, однако, на выставках стали появляться и стенды не только Союзэкспорт-чего-нибудь, но и разных наших фирмешек – главным образом всяческих серьезных КБ. У них иногда на столах стояли всякие штучки, очень похожие по идее на забугорные, хотя и отличающиеся отечественным топорным дизайном. Но, понятно, нас не дизайн волновал. Сначала спрашивали в лоб – а это купить можно? Ответом во всех случаях было невнятное мычание, из которого можно было понять только одно – данное изделие существует в единственном, вот этом вот, что на стенде, экземпляре, и оно немного недоработано, поэтому ни показать его в действии, ни дать на испытания не получится никак… Наполучав таких ответов на десятке советских стендов, мы немного модифицировали главный вопрос: – А это имеет шанс на серийное производство? Ответы были столь же невдохновляющими. Так уж получилось, что до современного оборудования Никита дотянулся в Канаде, куда уехал на ПМЖ, а я – в Англии и Италии, куда ездил в командировки.

Каждый – кузнец своего счастья

Один из походов на научную выставку на ВДНХ запомнился не удивительно завлекательными экспонатами, а тем, что последовало за ее посещением. Изрядно насытившись знакомством с достижениями научных технологий, мы почувствовали, что пора подумать о пище телесной. Черт возьми, мы же в окружении легендарных ресторанов! И побрели по морозу в «Золотой колос».

К нашему удивлению нас впустили внутрь и мы оказались в зале, заполненном народом, сидящим за накрытыми белыми скатертями, но совершенно пустыми столами. О, решили мы, мы не опоздали, и не все еще съедено. Расположились, постепенно отогрелись и стали озираться по сторонам в поисках официантов. Обеспокоило, что остальные посетители тоже озираются. Долго ли, коротко ли, но минут через сорок возникло некоторое шевеление, и на столах появились хлебницы. И снова – тишина… Прошло еще минут 20, как вдруг наша подруга Надька спохватилась: - Да что ж мы сидим, у меня же сало есть! Сало было извлечено из сумки, порезано ресторанным ножом (тупым) и разложено по кусочкам черняшки. За соседними столиками поднялся завистливый стон, и вскоре поступило коммерческое предложение – махнуть часть нашего сала на их соленые огурчики, которые были извлечены из большой стеклянной банки, видимо, купленной домой еще по дороге на выставку. К такой закуске не хватало понятно чего, но вот этого странным образом ни у кого не оказалось. Самое забавное, что я так и не помню – подали нам в итоге что-нибудь в этом «Колосе» или мы так салом с огурчиками и ограничились.

В жизни раз бывает

Путешествие по Армении и Грузии летом 75-го, помимо великолепной архитектуры и скульптуры, запомнилось и изобилием удивительно хороших вин, которые мы в Грузии попивали. И вот как-то раз в ГУМе (мы тогда жили на Кирова, нынешней Мясницкой – неподалеку), в поисках какого-то дефицитного продукта для нашего недавно родившегося сына, в Гастрономе, который тогда располагался на линии, ближайшей к Красной площади, вдруг увидел скромную бутылочку «Псоу», которое мы успели оценить в Сухуми. Тихо, чтобы не привлекать внимания и не создавать конкуренцию, бутылочка была выбита в кассе и принесена домой. Думая, что нашел «местечко», и оттуда можно будет и впредь потаскивать хорошего вина, периодически заглядывал в ГУМ, но еще только раз углядел там дефицитнейшее «Твиши»

.***