Пробили… давным-давно
Мы чужие на этом празднике жизни, все разговоры о футбольном чемпионате мира в Германии касаются нас только в плане бесконечных дискуссий – стоит ли болеть за Украину или они нам двоюродные… А ведь так было не всегда – когда-то советский и, более того, армейский футбол был на немецкой земле эталонным, более того – чуть ли не единственным…
Когда наш родственник и близкий человек нашей семьи увидел книжку «Мы идем на ЦДСА», он вдруг заулыбался и сказал: «А знаешь, Юра, я ведь был на матче ЦДКА в Германии в 49-м…» С великими трудами удалось уговорить его перенести на бумагу все, что он помнит и о самом матче, и о том, что связано с этим. Поэтому здесь не все – о футболе, но, возможно, это один из самых древних документируемых выездов на матч армейцев.
Начав свою войну в 44-м 18-тилетним комвзвода и закончив ее под Прагой командиром батареи, сдав батарею прибывшему из резерва капитану, отслужив под Львовом четыре послевоенных года, лейтенант Каминский прибыл в январе 1948 года к новому месту службы – в Группу советских оккупационных войск в Германии в город Бранденбург в 124-ю гаубичную артиллерийскую бригаду большой мощности.
Далее – текст от первого лица – самого лейтенанта Каминского.
Когда-то Бранденбург был столицей то ли княжества, то ли герцогства, а в 1948-м просто – совершенно незатронутым войной городишком в окружении остатков крепостных стен, озер и соединяющих их протоков и каналов. Прибыл я прямо к очередному разбору бригадных дел, который комбриг полковник Гутин в тот раз посвятил результатам празднования Нового Года офицерским составом бригады. Здоровенный детина, увешанный всеми мыслимыми советскими орденами, исключительно едкий на язык, описывал подвиги своих боевых товарищей, реакцию местного населения и свое отношение к такому времяпрепровождению… Стало ясно, что с этим командиром служба скучной не будет.
Бригада занимала немецкие казармы, капитальные и благоустроенные, а молодые офицеры бригады – холостяки - по соседству в гостинице, большом четырехэтажном здании. Однообразная гарнизонная жизнь при официальном (но, естественно, постоянно нарушаемом) запрете на общение с немцами… дело, конечно, не в немцах, а в немках… вылилась у молодых в повальное увлечение музыкой, потому из окон гостиницы в летнее время лились объединенные звуки баяна, аккордеона, трубы и фагота. А что было делать, если на входе гостиницы сидел гарнизонный дневальный, закрывавший этот «мужской монастырь» в 23.00. Зимой в гостинице было изрядно холодно, и местные остряки прозвали ее «консерватория «Северный Полюс»»… А вот старослужащие офицеры, те, что в бригаде оставались с войны, обитали в двух-, трехэтажных домах на соседней улице.
Этим было попроще, но и у них внизу сидели «консьержи», а потому в новогоднюю ночь после бурной гулянки немецких подружек спускали из окон на связанных простынях. Фройляйн то ли пугались, то ли выражали восхищение приключением, но их голосочки разбудили патриархальную округу, доносчивых фрау и бдительных патрулей…
Вот об этих нарушениях внутреннего распорядка и вел, щедро раздавая взыскания, свою язвительную речь полковник Гутин. Впрочем, одними фитилями его деятельность не ограничивалась – артиллерист он был отменный и службу нес на уровне. Так же, как и его начальник штаба Алексей Высоцкий (да-да, это не совпадение, а просто-таки родной брат Семена Высоцкого, отца всеми любимого Владимира Семеновича, который в те же годы где-то рядышком в Германии служил), который непосредственно напрягал меня на посту командира топографического взвода. Среди прочего наши задачи входило строительство на «Винт-полигоне» макетов местности по любому листу карты. Компьютеров тогда не водилось, поэтому, чтобы не тратиться на стрельбы недешевыми 203-мм снарядами, над стволом гаубицы привязывали винтовку и стреляли обычным патроном 7,62, отыскивая его попадания на макете, сделанном в соответствующем масштабе. Присматривали за этим полигоном немцы, которые были очень довольны такому легальному и непыльному заработку в такие нелегкие времена и трудились на совесть. Советский офицер проблем в общении с оккупированными не имел, отдавая указания на идише, у немцев проблемы, может быть, и были, но, в конце концов, войну они проиграли, и им даже полезно было послушать указания на идише…
Но это все – предыстория… А история началась тогда, когда летом 1949 года распространился слух о предстоящем матче между столичным ЦДКА и сборной ГСОВГ. Известие всколыхнуло буквально всех, обещая небывалое, редчайшее развлечение в сероватом гарнизонном быте оккупационных войск. О том, чтобы отпроситься у начальства, не могло быть и речи – новый комбриг был не менее «железным», строгим и беспощадным командиром, чем прежний. Тем не менее, наиболее молодые и рисковые офицеры решились на «культпоход в самоволку», благо мотоциклы (самый распространенный среди лейтенантов вид транспорта) всегда стояли чистенькими, ухоженными и заправленными в ближайшей автомастерской у немцев – за мизерную плату.
Где проходил матч, за давностью времени, в точности вспомнить не удалось, если не изменяет память – в городке Фюрстенвальде с большим, по тогдашним меркам стадионом, тысяч на 15-20. Предстояло проехать около 70 км, и вот кавалькада на четырех мотоциклах скрытно выдвинулась из Бранденбурга.
Проблемы с проходом на стадион не было, к тому же встретили знакомых ребят – однокашников по военному училищу из 3-й пушечной дивизии, дислоцированной в этом городе, а так, стадион был заполнен до отказа. Публика – офицеры, их семьи, служащие советской военной администрации, всякие «советники» и т.д., но при этом – много немцев.
Как раз сам матч проходил не очень интересно – уж очень большой был разрыв в квалификации команд. ЦДКовцы мотали «наших», как хотели, и матч закончился с разгромным счетом (если речь о матче, в котором играл и был «подсмотрен» Аркадьевым бек ГСОВГ лейтенант Нырков, то – 17:0. Счет на этом матче показывали нарисованными мячами, повешенными на сетку нарисованных ворот, поэтому местным художникам пришлось весь второй тайм дорисовывать нужный инвентарь).
Поразило другое: публика привыкла к довоенному техничному, изящному футболу, так и играли «наши» (сб. ГСОВГ). ЦДКА же продемонстрировал жесткий силовой футбол, без которого, при их-то явном превосходстве, особенно в скорости, можно было и обойтись. Это вызвало недовольство публики, так что крики и свист сопровождали весь матч. Тогда еще не было принято швырять на поле бутылки, банки и все, что попадет под руку, а то бы ЦДКовцев закидали… Гринин особенно запомнился – и как самый результативный, и как самый грубый (мдаа, майор Гринин жесткостью запомнился не одному лейтенанту Каминскому…)
«С горя» от разгрома мы приняли приглашение знакомых пушкарей и пропьянствовали с ними и конец дня, и полночи. На мотоциклы друзья нас усадили, ГАИшников на немецких дорогах тогда не было, а о собственной безопасности мы как-то не задумывались. От быстрой езды хмель частично выветрился, и к 7.00 мы, «как штыки» стоял на утреннем разводе…
В общем, тут бы и конец приключению, но… Именно в эту ночь в соединении случилось ЧП. Еще за несколько дней до матча в бригаде арестовали бойца, призванного с Украины после освобождения от оккупации. Особисты докопались до его «красивых дел» при немцах – он был полицаем и «отличился» так, что имелся смысл поискать его специально. Посадили его на бригадную гауптвахту, караулили свои же батарейцы, и в ночь после матча он и утек… Карнач, зеленый мальчишка, только после училища, доложил по команде, получил от начальства матюгов по телефону, ушел в караулку и там застрелился. Фронтовик так не сделал бы… Двойное ЧП – побег арестованного и самоубийство карнача – в бригаде сыграли «тревогу», но кое-кого из офицеров не нашли… Комбриг был страшен в гневе. Беглого полицая взяли через два дня на зональной границе, но парнишку-лейтенанта было уже не вернуть…
Вот и вся история с поездкой на матч ЦДКА.
Майор в отставке Р.М.Каминский сейчас живет и работает в Москве.
Уговорил записать, дополнительно выспросил и подготовил для РА
YBS
P.S. Что зацепило глаз и в воспоминаниях родственника, и еще раньше в рассказе Ю.А.Ныркова – оба они довольно четко отделяют «наших» от приехавших гостей – лучшей команды Советской Армии. Нырков еще и ловчился от вызова в ЦДКА, да при негласной поддержке местного командования. Что это – ревность фронтовиков к невоевавшим или местный патриотизм? Не знаю… Мне, конечно, было бы приятнее, если бы ветераны пели ЦДКА дифирамбы, но из песен слов не выкинешь…
