В сущности оранжевый – всего лишь псевдоним серого.
Г. Грасс
Кажется, я был тогда на четвёртом или пятом курсе, а может и раньше, вокруг стало появляться всё больше и больше людей в одинаковых оранжевых джинсах. Сначала первые ласточки, а потом стайки и стаи оранжевоштанных молодых людей. Иногда казалось, что все они принадлежат к какой-то гильдии и может быть клубу любителей оранжевого. Девушка за соседним столиком, раскрашенный в ультрарадикальные цвета рэйвер в огромных ботинках и с отсутствующим лицом, даже распухший как всплывший по весне утопленник бомж. Все они гордо вышагивали по улицам, сидели на лекциях (я там был нечастым гостем, да и другие не слишком усердствовали, но всё же, когда я наведывался туда – заставал оранжевые штаны), болтали, проезжали в общественном транспорте и не забывали своевременно приобретать талоны у водителей.
Беспокойство – вот, что я ощутил. До сих пор мой обычный чёрный позволял выглядеть неприметно. Чёрный – это ведь не отдельный цвет, это отсутствие цвета. Кусок темноты, в которой при желании можно увидеть всё что угодно. А что если теперь, когда улицы наводнены оранжевыми, я, в своём чёрном, стану белой вороной? Мне бы не хотелось привлекать к себе внимание, но изменить себе, - вряд ли, с тех пор как мы с Файнштейном не встали. Американский проповедник предложил всем встать и спеть с ним какой-то госпел, и только лишь два еврея за первой партой с удовольствием продолжили свою вечную партию в крестики-нолики.
Пение хором, танцы на дискотеке («шестой отряд идёт спать, четвёртый и пятый – ещё пятнадцать минут»), в едином порыве («Ельцин! Ельцин!»), сердца, бьющиеся в унисон с борющимся народом Никарагуа. Саманта Смит и Катя Лычёва. Но кажется мой чёрный не подведёт. На лицах вельмож с портретов Яна Ван-Дейка и Вермеера ободряющее спокойствие. Если припрёт (ну скажем их будет много, да с вилами или велосипедными цепями) – отговорюсь, совру, что у меня радикальный, сверхконцентрированный тёмно-оранжевый.
Впрочем, теперь уже ясно – это была ложная тревога. Наши люди повсюду констатировали – оранжевых всё меньше и меньше. Возможно это был какой-то нестабильный штамм, и после некоторого количества делений им настал конец. Может быть, как и их предшественники, вооруженные всеразрушающим зелёным лучом на длинноногих машинах оранжевые не вынесли контакта с нашей родной российской микрофлорой, вызывающей у кого кариес, у кого запах пота, а у меня, например, просто способствующей нормальному пищеварению.
Но, наверное, ближе всех к истине подобрался один мой знакомец. Его биография витиевато расползлась по всей карте мира, но он, похоже, знает, как выйти сухим из воды. Его рецепт: «Нам надо подкрепиться». Так вот, он недолюбливает большие города. Но душа у него чистая, а джинсы – классические, светло-голубые. Точнее говоря, такими они были однажды утром, когда спустившись с гор в наш Губернск он вышел из дому. К вечеру вершины складок его светло-голубых джинсов были уже коричневыми. «Ты посмотри, что делается…» На следующий день он улетел.
Это же воздух! Воздух, дым отечества! Наш родной русский дух. Он постепенно приводит толпы инфекционных пришельцев к общему знаменателю. То ли перекрывает их цвета своим, то ли смывает краски и обнажает основы, которая кажутся у всех одинаковыми. Ну, тут мне кажется терять нечего.
|