Артель имени Паниковского

Наши соседи по коммуналке, очень спаянное семейство рабочих с завода «Хроматрон», когда мы только перебрались в свои комнаты с новорожденным сыном, удивили нас тем, что по вечерам, допоздна сидели в своей комнатке при кухне, ничего не ели, а что-то делали все скопом - бабка, отец семейства, мать и старший сын. Потом мы разобрались: с помощью специального ящичка, заполненного синей краской они через трафарет набивали на белой ткани какие-то бирки или этикетки, которые потом уже на фабрике нашивались на всякие текстильные изделия. Каждая бирка стоила какие-то, буквально, копейки, но семейная фирма была настолько работяща, что приработок оказывался существенным. Между прочим, такая кормушка была доступна далеко не всем – дело в том, что бабка этого семейства была инвалидом по зрению и состояла в каком-то кооперативе для слепых, у которых, к тому же, были еще и всякие налоговые льготы. Вот ей-то и выписывали и ткань, и краску, а уж она по-стахановски перевыполняла плановое задание. Никто на такую производительность бабушки - божьего одуванчика не рассчитывал, и потому семейство к концу месяца частенько простаивало из-за отсутствия заказов и сырья.

Дефицитные знания

Мама, не работавшая после туберкулеза два года (54-й – 56-й), старалась подработать и в какой-то момент на пару с соседкой из «бывших», а потому на гимназическом уровне знавшей европейские языки, подрядилась переводить рефераты научных статей. Насколько я помню, за каждый платили около 40 дореформенных рублей (47-го года), а зарплата инженера тогда же составляла 1200 - 1600. У мамы был школьный немецкий, институтский английский и некоторые технические знания, и вот они на пару с соседкой буквально по слову переводили эти тексты, попутно изучая предмет. Впрочем, видимо, дефицит людей, хоть как-то знающих иностранные языки, был столь велик, что и их творчество оказалось приемлемым. Правда, и больше 400 рублей с этого заработать не удавалось…

Чтоб жизнь медом не казалась

Только что женившись и сидя сначала на 48 рублях в месяц, а потом на целых 105-ти, в начале 70-х я постоянно находился в поисках приработка. Сначала шеф подкинул пару рецензий для журнальчика «Новые книги за рубежом», это принесло рублей по 40 каждый раз, но случалось слишком редко, чтобы как-то повлиять на благосостояние. Потом, уж и не помню кто, навел нас на Всесоюзный центр переводов – ВЦП на улице Кржижановского. Фирма была чрезвычайно серьезная – от меня, а потом и от Таньки потребовали большого контрольного перевода, а удовлетворившись их качеством, долго вдалбливали строжайшие правила оформления текстов. Я на всю жизнь запомнил эти стандарты: тридцать строк на странице, 60 плюс-минус 2 знака в строке, не более двух исправлений на странице, отступы строк в точном соответствии с оригинальным текстом, так что иногда приходилось начинать печатать чуть ли не с середины строки, не сбиваясь ни на один пробел. Начав эту деятельность, мы сразу же разорились на 120 рублей и купили только что поступившую в продажу портативную югославскую пишмашинку со стандартным шрифтом (обычный портативный шрифт запрещался), потому что при расценках 60 рублей за авторский лист (40 000 знаков) пришлось бы из них процентов 10 отдавать за перепечатку, или сидеть вечерами на работе и колотить на казенной.

Советская власть ужасно ревниво относилась к большим доходам своих подданных, а потому над окошком кассы ВЦП висело объявление для переводчиков, что суммарный заработок за календарный год не может превышать 2200 рублей – правда, это в полтора раза превышало мой годовой заработок на основной работе. Однажды, когда самому ВЦП приперло, и надо было переводить здоровенный определитель рыб Северной Америки, а специалистов на это кроме нас не нашлось, на перебор посмотрели сквозь пальцы. Вот с этих-то заработков мы и рванули в Прагу к друзьям, хотя мне до защиты оставалось еще два года.

Поразительно, но и в 70-е годы во множестве мест не находилось сотрудника, который мог бы прочесть и перевести довольно элементарные тексты, хотя, вроде бы все, учась в институтах, обязаны были и зачеты, и «тысячи» сдавать, вот организации и вынуждены были заказывать переводы в ВЦП. Спасибо, конечно, лентяйству студентов в изучении английского – нас это очень поддержало материально…

PS Сразу после того, как я повесил эти "Бреды", подруга ответила запиской - все московские биологи топали одними и теми же тропками...

...Про центр переводов у меня свои воспоминания. Когда я туда подрядилась, на английский было уже не пробиться, остался французский - тоже годится. Сперва все шло довольно гладко, но потом редакторша при встрече стала строить кислую мордочку, каждый раз все кислее, статьи стала давать из разных областей, а не только по биологии, а потом переводы "иссякли". Где-то через год мне знающие люди разъяснили, что с ней надо было делиться, какой процент уж не упомню. А я понимала, что она намекает на что-то, но на что, если платили так мало, понять не смогла.

Мы этой кормушки лишились проще - уволилась редакторша, которая давала нам работу. Нам повезло - с нас денег не тянули.

Home-made Hi-Tech

Легальные способы приработка в Советской стране, не очень-то многочисленные и доходные, дополнялись широчайшим спектром полу- и вовсе нелегальных. Не буду здесь о затеях так называемых «цеховиков», для которых в тогдашнем Уголовном Кодексе была припасена специальная статья о «частнопредпринимательской деятельности с использованием государственных средств производства», между прочим, предусматривавшая при особо крупных размерах деяния и «вышку» - слишком мало об этом знаю. Однако, и в непромышленных масштабах делались иногда удивительные вещи – я сам видел, когда и промышленные были редки, почти полностью самопальный цветной телевизор, спаянный из стыренных на военном производстве радиодеталей в роскошном корпусе из прозрачного оргстекла, стыренного там же – одно время такой дизайн был очень моден. По-моему, фабричным там был только кинескоп, хотя я слышал и о производстве этой детальки в домашних условиях – включая стеклодувный процесс и напыление люминофора. Цены, помнится, за эти достижения home-made электроники были для нормального советского человека совершенно заоблачными, но, так они и не делались для нормальных, а только для тех, кто свои потребности не оценивал в масштабах средней советской зарплаты.

Неконтролируемый фактор благоденствия

Защита кандидатской диссертации в советские времена означала не только присуждение научной степени и достижение некоторого нового социального статуса, но и, что существенно важнее, резко меняло уровень благосостояния – зарплата увеличивалась сразу на 70, а то и на 100%. Надо было только после защиты дождаться утверждения ее в Высшей Аттестационной Комиссии (ВАК) и получить диплом, на основании которого бухгалтерия даже производила перерасчет зарплаты со дня защиты. Вот только срок получения кандидатского или докторского диплома, без которого ничего этого нельзя было делать, определялся не совсем научным и не совсем бюрократическим фактором. Дипломы заполняли каллиграфы ВАК, таких умельцев было всего двое (говорят – отец и сын), и кроме них на типографском бланке никто не имел права вывести черной тушью фамилию, имя и отчество «защищанта». Проблема состояла в том, что оба этих народных умельца «хворали» распространенной народной болезнью, и срок получения диплома определялся длиной запоя у каллиграфов. Счастливцы, которые попадали в «светлый период», бывало, получали заветную корочку через месяц после утверждения ВАК, а невезучие, бывало, по полгода ждали. Я, защитив кандидатскую 3-го июня 81-го, диплом получил в начале января 82-го, зато на докторской после защиты в конце апреля диплом получил уже в начале октября 2000-го. Правда, тогда на зарплату это уже так существенно не влияло…

**