Хоррор на дорожке

Одно из неизгладимых воспоминаний детства – фильм о легкоатлетическом матче СССР – США в 1959-м. При всем антагонизме, а, может, вследствие него, страны-антиподы постоянно тянуло друг к другу. Одним из проявлений этого были такие матчи – по всей олимпийской программе, но «без сопливых» - только они и мы, по два участника от страны в каждом виде.Телетрансляций из Штатов еще не было, и то, что там случилось мы увидели в кинохронике примерно через полгода, хотя отчеты публиковались и в СовСпорте, и в центральных газетах.

Забег на 10 000 метров проходил при температуре за 30 градусов и высокой влажности. Говорят, с трибун то и дело оттаскивали зрителей, получивших тепловые удары. На дорожке все обстояло еще хуже – сначала на второй половине дистанции одного из американцев стало мотать из стооны в сторону, он упал, попытался встать и упал снова. Американские судьи поначалу пытались не подпустить к нему врачей, потому что надеялись, что он, может быть, встанет и доберется для финиша – так были нужны очки. Второй американец, выбрал такой темп, чтобы не умереть и добился своего, добравшись до финиша. Один из советских участников - Хуберт Пярнакиви последние круги бежал практически без сознания жуткими прыжками, высоко вздергивая колени, мотаясь поперек четырех беговых дорожек – на кинокадры этого финиша и сейчас невозможно смотреть без слез, за финишную черту он практически в состоянии клинической смерти просто упал на руки своего товарища по команде, а потом долго лежал в госпитале. А победитель забега Десятчиков – единственный, кто бежал, не экономя сил, но и не упал, выглядел нормально, и понять это невозможно - какой-то феерический организм. Да, а почему собственно было такое смертоубийство – это был последний вид, и тот, кто выигрывал его – выигрывал матч, тогда в 59-м все было настолько серьезно, что люди были готовы жизнь отдать. Ну, мы, само собой, победили. Посмотрите, у кого нервы крепкие: https://vk.com/video-38279446_456239509, начиная с 1:09:17 до 1:13:52

Ощущение всесилия

Еще один матч СССР – США, на этот раз в Москве в Лужниках остался в моей памяти как «вечер Брумеля» – опять, когда уже закончилась программа дня, в секторе для прыжков в высоту остался только он – в то время уже рекордсмен мира, уже победив и своего напарника и обоих американцев - прыгал просто от ощущения собственного всесилия. Он брал играючи одну высоту за другой и добрался до нового рекорда – 228 см. Трибуны замерли, а он взлетел – и взял, и был чувство, что и это - не предел. Уже совсем стемнело, и Брумель просто умаялся прыгать, а тогда казалось – он и 230 возьмет… Это был один из последних рекордов мира, добытый «перекидным» стилем. Вскоре вошел в моду фосбюри-флоп – спиной к планке, и прыгать стали на высоченный мат из поролона, тогда как раньше с двухметровой высоты падали в яму с песком на уровне земли.

Тетя Гаврила

Рекорд в Лужниках был пиком карьеры Брумеля, которая вскоре фактически оборвалась аварией на мотоцикле. Многие операции в Институте травматологии и ортопедии ни к чему не привели – боли и костыли никуда не делись, пока кто-то не посоветовал рекордсмену поехать в Курган к неизвестному тогда доктору Илизарову. С помощью изобретенного тем аппарата иммобилизации костных фрагментов ему удалось добиться практического выздоровления, во всяком случае достаточного, чтобы после возобновления тренировок Брумель прыгнул на 209, что для нормального человека немыслимо, а для рекордсмена мира оказалось слшком мало, но все равно было подвигом.

Впоследствии об Илизарове и, в частности, его операции Брумелю был снят художественный фильме, но там носатого еврея передалали в гладко причесанную русскую женщину в исполнении Ии Саввиной, говорят, не без интриг испытывавшего к Илизарову лютую ненависть руководства ЦИТО (институт травматологии и ортопедии). Они даже вошли в историю немыслимым в СССР кощунством: описывая аппарат Илизарова, фактически отказались от советского приоритета, сославшись на австрийскую работу, которая сама цитировала Илизарова как первоисточник. Они же постоянно блокировали Гавриилу Абрамовичу избрание в медакадемию, на что в начале перестройки Большая академия в пику им избрала Илизарова в свои члены.

Шахматисты способны на многое

Когда-то авторитет и популярность Михаила Ботвинника - неоднократного чемпиона мира по шахматам – были не меньше, чем через десятилетие – у Брумеля. Одно из его чемпионств было отмечено небывалым – рядом с Колонным залом, в котором Ботвинника увенчали здоровенным, надевавшимся через плечо, лавровым венком, толпа болельщиков качала его вместе с машиной, в которой он отправлялся домой.

Эстафета поколений

Немалую роль Бовинник сыграл в шахматах и впоследствии, уже отойдя от активного участия в соревнованиях. Именно по совету Михаила Моисеевича Гарику Вайнштейну, который занимался у него в группе, поменяли в детстве фамилию на Каспаров – Бовинник посчитал, что так мальчику в жизни будет проще. Армянам в СССР было не всегда легко, но уже всяко легче, чем евреям.

Гарик, добравшись с блеском до чемпионского матча с Анатолием Карповым поначалу оказался совершенно к такому уровню противостояния не готов, и потерпел четыре поражения при том, что для победы требовалось шесть. Потом начался совершенно бесконечный период, когда он раз за разом форсировал ничьи в двадцати с лишним партиях подряд, за что заработал в Москве прозвище "долгоиграющий проигрыватель".

История, казавшаяся бесконечной, оборвалась двумя подряд победами Каспарова над, очевидно, исчерпавшим силы соперником, и решением матч прерывать и спустя какое-то время начать сначала. Активно поговаривали, что за решением президента ФИДЕ Кампоманеса о прекращении матча стояло наше Политбюро ЦК, якобы родившее афоризм: «Нам не нужен новый чемпион мира - у нас уже есть чемпион мира по шахматам Анатолий Карпов".

Голландское удовольствие

История о ментах на коньках в Парке Горького из предыдущей серии навеяла воспоминание о том, как коньки впервые в жизни доставили мне удовольствие. В детстве отношения с этим видом спорта у меня не складывались. Во-первых, видимо, дело было в слабоватых мышцах голеностопа, из-за чего коньки постоянно подворачивались, во-вторых, продавливавшиеся через подошву металлические элементы крепления коньков к ботинку тоже причиняли боль, так что очень долго я предпочитал лыжи, а на коньки вставал только по необходимости – когда надо было в школе или университете сдать зачет по конькам. В школе выглядело забавно, когда на дорожку выходили ребята из секций фигурного катания – коньки у них были, соответственно, с тормозным зубцом впереди, и катиться по 100-метровой дистанции им приходилось на одном коньке, отталкиваясь этим самым зубцом на другой.

Уже совсем взрослым, когда мы переселились в Гольяново на берег большого пруда, выгуливая и постепенно приучая дочку ко льду – она как раз хотела в секцию фигурного катания – попробовал восстановить навыки и я. Хоккейные коньки позаимствовал у младшего брата, надел и вдруг почувствовал в них небывалый ранее комфорт – видно сказались, и конструкция коньков, плотно облегающая ногу и с прочной подошвой, и дозревший к 36-ти годам организм с укрепившимися ногами. В тот год зима была очень своеобразной – пруд замерз, практически не покрывшись снегом, и по 400-метровым прямым можно было мчаться, практически без помех. Чувство – даже получше того, что на автомобиле. Понимаешь, как здорово было древним голландцам гонять по их каналам…