Блог

Таньке первого котенка подарили, еще когда она была школьницей, правда, они пролетели поначалу с определением пола и коту дали кошечное имя – Туська. Пока кот был мелкий, все было хорошо, но по мере полового созревания у него сложился острый конфликт с Танькиным отцом – кот садился под двери и начинал орать – просился на волю. После ряда таких кошачьих концертов тесть поставил вопрос ребром – или он, или я…

Кота стали пристраивать, уговаривали Танькину бабушку, жившую в полуподвальной келье бывшего Рождественского монастыря. Танькина мама убеждала свою маму: - От него никакого беспокойства, просто будет входить и выходить через форточку. И он же – кот, так что насчет котят – никакого беспокойства…

Бабушка страдала брезгливостью к животным и потребовала гарантий – коту следовало разъяснить, что он ни под каким видом не должен залезать на ее кровать. Туська, действительно, запрет понял и вел себя дома благонравно, одновременно осваиваясь на новой территории, где занимался сексуальным пиратством. Правда, его средние физические возможности вступали в противоречие с его аппетитами, поэтому он являлся домой то со сломанным хвостом, то с полуоторванным ухом, и Танькиным бабушке и дяде, которым приходилось лечить этого кошачьего Казанову, не казалось, что с ним прямо уж никаких забот.

Кот, помимо изрядной сексуальной активности, отличался и джентльменством, и бабушка не раз, вернувшись домой, обнаруживала рядом с туськиной миской его очередную пассию, которую он через форточку привел подкормиться. Апофеоз похождений Туськи случился через несколько лет. В то время он последовательно увивался за очаровательной кошечкой и добился значительных успехов. И вот однажды Танькина бабушка возвращается домой и обнаруживает у себя на белоснежной крахмальной подушке Туськину даму сердца, обложенную кучкой новорожденных котят, а рядом – самого заботливого отца на страже…

Таньку вывезли из родилки на каталке и оставили в коридоре у стены. Она только что родила нашего Жека и была, как и полагается, обессилена. Постепенно к ней стал возвращаться интерес к окружающей действительности, и тут она увидела, что на противоположной стене, буквально в полутора метрах от себя телефон. Попробовала оттолкнуться от своей стенки и подкатиться к противоположной, но сил не хватило. Попросила пробегающую нянечку, но та чуткости не проявила… Такая была возможность прямо сразу позвонить домой… Мобильных тогда еще не было и в помине.

Только через день (родила она в четверг – санитарный день в роддоме) я добрался до приемного покоя, чтобы передать записку и фрукты. На стенде не поленился найти карточку новорожденного. Жек получился калиброванный – 50 сантиметров, 2800, всего 100 грамм не дотянул до папы. А в карточке прямо над Женькиной я увидел – «Селиванова, 6600, 60».

Абсолютно равнодушная к спорту Танька волей судеб в конце 70-х оказалась сотрудницей ВНИИФКа и несколько лет проработала по биохимии спорта, пока, совершенно закономерно, не перешла к изучению алкоголизма.

За время своей «спортивной» карьеры она успела поработать с конькобежцами, гребцами, баскетболистами, вернее, не с ними, а с их анализами… Сабонис, Белостенный, братья Пименовы, Бажанов…

Самое большое внимание, однако, их группа уделяла лыжникам и конькобежцам, и Танька немало времени провела в командировках на Мурманскую лыжню и подобные соревнования. Оттуда она привозила страшноватые рассказы о том, что творится в женских лыжах: способных девочек из молодежки по-быстрому выдают замуж, иногда ради этого тренер разводится с предыдущей женой, делают им ребенка, а после восстановления начинают «кормить», да так, что эндокринная сфера заметно меняется, часто – необратимо…

Я, конечно, любопытствовал у нее насчет самых известных спортсменов, и она очень высоко отзывалась о культурных и доброжелательных наших тогдашних конькобежцах-сборниках, рассказывала о том, что чемпионка Петрусева держится совершенно особняком от своего мужа-тренера, всегда с командой, а сынишку пасут все, кто не бежит в данный момент.… А вот про лидеров женской лыжной команды – Кулакову и Сметанину – многократных олимпийских чемпионок, рассказала только, что они никогда и ни за что никаких проб крови их бригаде не сдавали – запирались в своем вагончике и посылали всех подальше…

В становящиеся уже баснословными советские времена была такая традиция – выгонять научных (и не только) работников на всякие общественные повинности, среди которых особой регулярностью выделялась Народная Дружина. Временами, когда ручеек согласных гробить вечер на ерунду пересыхал, райкомы издавали очередной громовержащий циркуляр, и тогда уже администрации выгоняли на дежурства всех без разбору.

В один из таких периодов я, уже будучи кандидатом наук, оказался в наряде с коллегой, который уже защитил докторскую. Нас усадили в отделении милиции в Нескучном саду на тот случай, если при задержании посетителей парка потребуются понятые. Однако никаких ЧП в тот вечер не случилось, и мы просто протрепались часа четыре на разные научные и околонаучные темы.

В какой-то момент коллега, уже ставший замзавлабом, пожаловался на недостаток рабочих рук, а я тут же закинул удочку насчет моей жены. Сходу честно предупредил, что она, хоть работяща и головаста, но, как и я сам, по «пятому пункту» дефектна. – Да ну, ерунда! – сказал молодой доктор и будущий академик, - решим вопрос…

Недели две недели я ему о разговоре не напоминал, зная из собственного опыта, что, если ответа нет сразу, его не будет и вообще, но потом, ради ориентации в текущей политической ситуации, все же отловил коллегу в коридоре и поинтересовался результатами зондажа.

– Ты знаешь, ничего не получилось! Сейчас нельзя…

После не очень-то удачного опыта «родов по знакомству», чуть не стоившему Таньке жизни, по второму разу мы решили ориентироваться на роддом, расположенный на краю 67-й больницы и специализирующийся на осложненной беременности. Про него я знал от рожавшей там коллеги, что хотя бы со стафилококком, терроризировавшим московские роддома, там в порядке. Сложность была в том, что «по территориальности» туда не брали – только по направлениям.

Так получилось, что, когда у Таньки началось, я задержался на работе и прибыл домой уже в обстановку полного цейтнота – Танька не хотела ехать в роддом без меня. Благо недалеко, мы быстро на отцовской машине обогнули забор 67-й, рядом с которой стояла наша хрущовка, и заявились в приемный покой.

Таньку осмотрели, и я стал свидетелем вынесения такого решения врачебного консилиума: - Ну, что ж делать, воды отошли, родильница – медработник, пусть остается…

Видимо, каждого из этих обстоятельств по отдельности было недостаточно, чтобы допустить Таньку к родам в этом привилегированном заведении. А ведь могли и перевозку вызвать – рожала бы тогда в машине…

Моя коллега – Дама: пальто наимоднейшего покроя, шляпа, перчатки, сумочка… Состоятельный сын подарил ей «Альмеру». Научившись водить, она поначалу ездила, по ее собственному признанию, «обливаясь потом от страха». Однажды на дороге «Альмера» дала ей недвусмысленно понять, что дальше ни за что не поедет. Дама открыла капот, вышла из машины и тупо уставилась внутрь, не понимая, что там, к чему и зачем. Ее замешательство длилось недолго: через пару минут рядом остановился «Мерседес», с ЗАДНЕГО сиденья которого вышел… нет, не просто мужчина, а Джентльмен.

Пожилой господин с галстуком-бабочкой. Он спросил, не может ли он чем-нибудь быть полезен Даме. Дама объяснила, в чем дело. Господин, бегло взглянув под капот, сел зачем-то на водительское место, что-то посмотрел, что-то потрогал и, выйдя из салона машины, спросил: «Скажите, пожалуйста, а не пробовали ли Вы залить вон туда бензин? Я Вам очень рекомендую! Вот мой водитель – кивок в сторону «Мерседеса» - делает это регулярно!» Затем водителю была дана команда залить часть бензина из «Мерседеса» в автомобиль Дамы, после ее выполнения Джентльмен уехал, а «Альмера» милостиво согласилась доставить Даму до ближайшей заправки.