Блог

Поездка в Университет Палермо была моим первым визитом в Италию. Столица мафии оказалась тихим городком, где на улицах ночью не встретишь никогошеньки.

Кафедра биологии развития, где мне предстояло проработать месяц, поразила огромностью лабораторий. По ним вполне можно было кататься на велосипеде, а нас там работало трое. Единственная трудность – далековато было топать до вытяжки, мойки, холодильника.

Любезный профессор Файс пристроил меня в студенческую общагу жить и кормиться. Обеды, которыми кормят палермитанских студентов, показались  необъятными желудком, но потом привык, и дома отвыкал с трудом. Кстати, об обедах – распространенная практика в университете – народ собирается часам к 9-ти, пьет кофе в кафедральной комнате отдыха, трудится, а часам к двум отбывает по домам – обедать. Не очень внимательное наблюдение показало, что возвращаются далеко не все…

Самая трогательная деталь пейзажа: радом с кафедрой располагался изрядный котлован, заполненный водой – следы заброшенной из-за прекращения финансирования второй очереди  строительства университета. Высоко над котлованом покачивался на тросе подъемного крана колесный дизель.  Когда я спросил одного из коллег, что на такой высоте делает это устройство, в ответ услышал: - Висит… чтоб не сперли…

Что-то родное послышалось мне в его сицилийском…

Когда я в первый раз ездил в Италию в командировку (в Университет Палермо), я так боялся загубить остродефицитный изотоп, с которым мне надо было работать, что подогнал пересадки в римском аэропорту Фьюминчино с зазором всего в два часа, и Рима, соответственно, не повидал. Сын и дочь потом ясно продемонстрировали свое отношение к моим умственным способностям, высказавшись в том смысле, что изотоп, это, конечно, очень важно, но Рим не посмотреть, практически побывав в нем, – это достижение!

Когда я отправился в Италию в следующий раз (в 96-м), теперь на Неаполитанскую Зоологическую станцию, я сделал выводы и зарезервировал деньги и день на осмотр римских достопримечательностей.

Командировка прошла успешно, я освоил новую для себя методику, наполучал результатов, подружился с местными коллегами. В свой последний день на Станции я притащил бутылку и торт, справил отвальную, собрал вещички и потопал к Stazione maritimа (морскому вокзалу), чтобы отплыть в Сорренто, где я квартировал у милейшей синьоры Лампо. В Рим я собирался автобусом отправиться прямо оттуда.

Шел я, шел, и на очередном шаге у меня разорвался мениск в правом колене. Я уже пережил разрыв на левом, так что диагноз поставил легко. Правда, остались другие трудности: доковылять до «Ракеты» горьковского производства, которая тогда бегала по заливу из Неаполя в Сорренто, потом до дому на Viale dei Pini, а потом как-то – до автобуса.

Синьора Лампо всполошилась, когда увидела, как я передвигаюсь, и утром меня к автобусу отконвоировал ее племянник. До самого Рима от меня не требовалось ничего, кроме как сидеть, а вот там пришлось встать и как-то добираться до отеля в районе вокзала Roma Termini.

Отлежался в номере и вылез на улицу – ну, невозможно просто валяться в койке, когда за окнами Рим! Я придумал хитрый план: заеду на метро в Ватикан, посмотрю там, потом – снова на метро и на площадь Испании, потом – снова метро, и так далее.

Собор Святого Петра, площадь святого Марка, Ватикан, прогуливающиеся гвардейцы… Нырнул в метро и вылез на площади Испании. Вот тут-то я и попался – отошел от метро пару кварталов, а там фонтан Треви, потом парламент, потом площадь Венеции с мегаломанским дворцом, а потом пошли раскопки римского Форума… Весь мой хитроумный план рухнул, я ковылял все дальше и дальше, не в силах заставить себя нырнуть в метро. Нога при этом болела сильно, если бы по Риму можно было ползти, я бы так и поступил.

А потом я увидел Колизей… От вида этого сооружения у меня разом исчезли все болевые ощущения, остался только восторг узнавания и восхищения. Я вижу это! И это – действительно, потрясающе! Про свое копыто я забыл, обошел Колизей кругом, заглянул внутрь, даже до колонны Траяна добрался…

А потом на Рим пала ночная мгла, стало ничего не видать, и я пополз к себе в гостиницу. Вот тут-то мне мой энтузиазм и икнулся! Страшно знобило, колено раздулось так, что невозможно было стянуть штаны. Залез под одеяло и в полубессознательном состоянии стал смотреть футбол по телевизору. Помогло, жар спал, но от мысли о том, что завтра надо с вещами добраться до самолета мутило.

На следующий день встал я пораньше, и поступил предусмотрительно – два квартала до вокзала с рюкзаком заняли полчаса. А вот дальше было просто – я свалил вещи на вокзальную тележку, сам лег сверху и, как на самокате, отправился к поезду на Фьюмичино. Со стороны, вероятно, выглядело дико – взрослый дядька, пузом на тележке, отталкивается одной ногой и весело катит по перрону. Тем же средством передвижения я воспользовался в аэропорту, а вот в Шереметьево снова все пришлось тащить на себе – в те времена тележек там почти не было, и стоили они совершенно несусветных денег.

Наутро я стал названивать в медсанчасть ЗИЛа врачу, который уже сделал мне удачную артроскопию левого колена. В отделении ответил какой-то вежливый голос: - Доктора Лазко нет, он будет через месяц.

Пришлось обращаться в травмопункт, там мне наложили гипс от верхней трети бедра до щиколотки. В декабре в гипсе было особенно комфортно – на улице он хорошенько промерзал, а потом дома долго оттаивал. Прошкандыбав так три недели, я от «оков» избавился, но через два часа после этого колено накрылось окончательно.

Опять звоню доктору Лазко, на этот раз трубку берет он сам: - Да, что вы! Никуда я не уезжал, все время был здесь, это коллеги по доброте своей…

Наутро, 29-го декабря, я был у него, через два часа меня прооперировали и даже отпустили домой под самый Новый Год…

Уже упоминавшаяся соррентинская синьора Лампо, у которой я квартировал, очень сочувственно ко мне отнеслась – синьор профессоре из России, там, говорят, ужасная бедность, голод. А тут еще и «профессоре руссо», действительно, попался весьма худощавого телосложения… Взяла она с меня за постой «ниже низшего предела» и очень настойчиво зазывала зайти пообедать в субботу.

Как-то я стесняюсь откликаться на такие приглашения, а, поскольку работал и в выходные, пару раз удалось увильнуть… Однако, синьора Лампо оказалась не только добра, но и настойчива, и в мой единственный выходной таки затащила меня к себе.

За столом, как и подобает, сидела вся большая неаполитанская семья – синьора, ее престарелый муж, ее одинокая сестра, племянницы, племянники, в том числе тот, что тащил меня потом к автобусу. Он приехал из Аргентины, чтобы поступить в мореходку, а для этого нужен аттестат итальянской школы.

Под веселое щебетание синьоры подали закуски, которые мы с синьором  спровадили в желудки первым стаканом красного. Потом были какие-то другие закуски, мясо, паста, какие-то колбаски, овощи, еще что-то. Мы беседовали с синьором, он оказывается, успел побывать в плену у немцев (сначала воевал с ними бок о бок, а потом, после падения Муссолини, как и все итальянские солдаты вне Италии был ими интернирован), сидел в лагере в Польше, освободили наши. Сказал, что помнит несколько русских слов, но, судя по исполнению – скорее, польских. Тут я приметил, что полутора литров красного в бутылке рядом с моей тарелкой – как не бывало…

Потом был десерт и какое-то печенье, ну и кофе, само собой. С лимончеллой. Синьора интересовалась жизнью в России, я отвечал, как мог, с каждой минутой все яснее понимая, что объем циркулирующей крови в организме конечен, и та, что есть в моем, целиком ушла на обеспечение кровоснабжения органов пищеварения.

В конце концов, я уполз в свое бунгало, чувствуя себя, как тот удав у Сент-Экзюпери, который проглотил слона. Только часа через три сознание стало возвращаться и, о, ужас, к ночи снова захотелось жрать…

О чем говорят наши научники на лабораторных пьянках и посиделках?

Ну, конечно, наши - о политике и о женщинах. «Вот вопрос проклятый – ни жить спокойно, ни работать творчески не дает!» (с) Конецкий

Когда мы с ГенСеичем Бузниковым собирались отваливать из лаборатории Майкла Уитекера в Ньюкасле, по нашей традиции притащили несколько бутылок вина, пирожные и фрукты. Народ это воспринял доброжелательно, выпили за нас, за британо-российское научное сотрудничество и… через пять минут вся компания английских интеллектуалов увлеченно обсуждала адюльтер принцессы Дианы.

В Палермо я оказался на приеме, где собралась местная университетская профессура – все, как один, коммунисты или «синистра» (левые) – это хороший тон среди местной интеллигенции. Опять же минут пять и церемониальный тост были посвящены гостям из России, а потом… началась длительная и очень оживленная дискуссия о рецептах приготовления мусаки – местного деликатеса.

Как-то на день рождения брата его одноклассник привел с собой американского коллегу. Парень дисциплинированно пил и ел, прилично говорил по-русски, поддерживал беседу. Когда выпили, как следует, кто-то, может и я, между прочим задал ему вопрос: - А что такое – американский интеллигент?

Заморский коллега поднапрягся и ответил: - Ну, это человек, который читает «Нью-Йорк Таймс» и не дает своим детям смотреть телевизор больше двух часов.