Блог

На чашниковской практике в палатке биохимиков шла активная дискуссия вокруг добытого по великому блату довоенного сборничка Мандельштама, который я, например, тогда впервые и увидел. Читали, обсуждали… Рядом на койке лежал в алкогольном помрачении студент М. и равномерно икал. Периодически на него поглядывали, но никакой динамики не обнаруживали и возвращались к поэтическим штудиям.

В момент чтения самого рискованного стихотворения студент М. судорожно сел на койке и выдал практически вертикально вверх фонтан того, что его так мучило. В первый момент возникло замешательство, потому что временный владелец Мандельштама рванулся закрывать своим телом ценный томик, жутко при этом матеря алкоголизм, и добраться до студента М. сразу не удалось. Фонтан же, тем временем, обрушился за его голову, а сам он, обессиленный содеянным, опрокинулся на спину прямо в это самое….

Это в своем роде уникальное достижение – облевать себе спину под чтение Мандельштама...

Мы сидели в палатке в Чашниково и потихоньку травили о том, о сем… В какой-то связи я вспомнил, что болгарском языке масса русских омонимов совершенно нецензурного свойства, и, в частности, все слова с корнем «кур». А конкретно слово «курва» - это совершенно то же, что наша «блядь».

В этот момент, как мне показалось вне всякой связи с темой беседы, Володя Сахаров пинком вышиб на улицу прямо через стенку палатки сидевшего на койке Витьку Костырко и выскочил из палатки сам с явным намерением продолжить процесс. Смысл происходящего дошел до меня, когда Володя заревел Витьке:

- Так вот, как ты меня, скотина, оказывается, обзывал!... 

На беломорскую практику летом 70-го наша группа физиологов отправлялась уже прошедшей огонь, воду и пьянки Чашниково и Звенигорода и умудренной многими профессиональными знаниями. Но даже мы, тертые калачи и зубры летних практик несколько оторопели, оказавшись ровно на Полярном круге в конце июня – солнце к вечеру слегка склонялось к горизонту и тут же  начинало набор высоты, в результате режим дня приобрел совершенно сюрреалистические черты. Отзанимавшись в лаборатории и очень скромно отужинав в станционной столовке, мы отваливали на берег, а еще чаще – в нашу комнату в общаге, где готовили наловленную днем рыбу и гудели, гудели, гудели… Что-то не припомню, чтобы такой симпозиум закончился раньше четырех утра. А какая, к черту, разница – светло все время, когда, наконец, ложились спать, приходилось завешивать окна одеялами. Конечно, мы не только пили, но и весьма интересно общались, читали стихи, пели песни и травили анекдоты, но и пили основательно …

В тот вечер, переходящий в ночь, а затем и утро, мы, как обычно, засели в нашей комнате. Улов у нас в тот день был больше обычного, и, когда шли к общаге с пирса, встретили кафедрального инженера ЛеонидИваныча, который попросил оставить ему рыбки. ЛеонидИваныча мы любили и, конечно, пообещали…

Гулянка была весьма интенсивная, и про свое обещание мы, грешным делом забыли… Дым стоял коромыслом и в буквальном, и в фигуральном смысле – курили все, включая девиц, ну, и все остальное. Часа в три ночи мы с Андрюшей, аспирантом кафедры – куратором нашей группы на практике, пошли прогуляться на свежий воздух, в смысле – до ветру. Помнится, были сильно не очень трезвы и шли не спеша, и вдруг, уже на обратном пути, Андрюша хлопнул себя по лбу и умчался в сторону общаги с неожиданной для такого уровня поддатия прытью. Я удивился, но продолжил путь в своем темпе, как раз мимо рукомойников, у которых умывалась то ли на сон грядущий, то ли после ранней побудки преподавательница кафедры Нина Евгеньевна, про которую всем было известно, что ее с ЛеонидИванычем связывают неформальные отношения.

Тут со стороны общаги в клубах пыли появился Андрюша с глазами «один – на нас, другой – на Кавказ», держа на вытянутых руках деревянное блюдо с ошметками недосожранной рыбы, и прямиком к Нине Евгеньевне.

Протянул ей блюдо и заплетающимся языком молвил:

- Нина Евгеньевна, щас все равно к ЛеонидИванычу пойдете, отнесите ему рыбки, он просил…

Несмотря на тяжелое алкогольное отравление, я ситуацию оценил и упал в канаву. Мой кульбит, видимо, сделал Андрюше намек на некоторую щепетильность момента, и он замер, как соляной столб.

Надо отдать даме должное, она, не дрогнув ни одним мускулом в лице, вежливо сказала: - Спасибо! – приняла блюдо и направилась… собственно, куда надо, туда и отправилась… 

Как-то мы еще не очень себе представляли особенности снабжения немосковских регионов и курева на ББС[1] взяли без запаса, а тут Лариска Помелова, которая, вроде бы не курила, повадилась стрелять сигаретки во все возрастающем масштабе. Шансов разжиться пристойным куревом практически не было, и пришлось ввести режим строгой экономии. С этой целью из одной из сигарет «Стюардесс» была выковыряна половина табака, в полупустую гильзу почищена сера с пяти спичек, а потом забита табаком доверху. Сигарету пометили и запихнули обратно в пачку до подходящего случая.

И надо же, именно в этот вечер Лариска, как нарочно, ни разу не пыталась стрельнуть... Вечер, вроде как, пропал, часа в два ночи собрались укладываться, но тут с улицы влетел Марик Константинопольский и возгласил: - Лора на кухню пошла – за хлебом!

Когда очень хотелось жрать, иногда можно было эдак – посредь ночи заглянуть на кухню к дневальным хлебушка попросить.

Информация Марика была воспринята как сигнал «в ружье!», полуснятые штаны натянуты, кеды напялены, и мужики потрусили к кухне, где Лора лялякала с дневальной. Мы расположились там же, у входа в кухню, и хором закурили.

Лора тут же среагировала: - Мальчики, а дайте сигаретку!

Ха, а мы здесь для чего! Спецсигарета была аккуратно извлечена и подана Лоре, тут же кто-то из джентльменов угостил огоньком. Лора затянулась раз-другой, а мы все внимательно пялились на огонек на ее сигарете, который постепенно продвигался к известной нам отметке. Когда до нее оставалось несколько миллиметров, с кухни раздался крик дневальной: - Лора! Иди сюда, хлеб возьми!

Лора рванула в кухню, сунув недокуренную сигарету кому-то из стоявших рядом девочек. Операция была на грани срыва! Все мужики, просто как завороженные, смотрели на сигарету, взрыв должен был произойти с секунды на секунду!

В этот момент Лора вылетела из кухни, схватила сигарету из рук у подружки и сделала могучую затяжку… Тут-то и рвануло! Мы маленько перестарались – сигарету разворотило на четыре лепестка, как пушку с перекосившим снарядом, а у Лоры на физиономии образовалось изрядное пятно копоти. От взрыва она подскочила в воздух, и, как только приземлилась, выдала по нам очередь, но это уже было бесполезно – весь коллектив авторов валялся от хохота…

Мы вернулись с морской экскурсии по Белому морю. Вся группа потопала в общагу, а я забежал в барак, где складывали пришедшую на станцию почту, и забрал то, что пришло для наших – письма и уведомления о посылках, за которыми надо было ехать в Пояконду. Сначала я зашел в комнату к девчонкам и раздал то, что пришло им. Уже в дверях я был остановлен как всегда эмоциональным воплем Лоры Помеловой: - Юр, а мне ничего не было?

Ну, что мне жалко, что ли? И на автомате:

- Было.

- Ой, перевод?

- Перевод.

- А где ж он?

- Я его съел.

И вышел, абсолютно не рассчитывая на то, что это незатейливая шутка поимеет хоть какой-нибудь результат. Ввалился в нашу комнату, раздал то, что пришло парням, со смехом помянул про Лорины приставания и сел читать свое собственное письмо.

Через пару минут отворяется дверь, и вплывает Лора, вся бледная.

- Юр, а ты, правда, его съел?

Ну, раз ты так, то, конечно:

- Правда.

- Ну, зачем?

- Есть хотел.

- Ой, а на сколько был перевод?

- На 150 рублей.

- Ой, мне такой и должен был прийти!

Ребята быстро въехали в ситуацию и слушали диалог с восторгом. Поэтому, когда Лора обратилась к общественности: - Ребята, а он правда его съел? – отреагировали утвердительными угуканиями, а кто-то из особо инициативных скорбным голосом сказал, что точно видел, как я жрал какую-то розовую бумажку.

Лора расстроилась совсем и еще минут десять попеременно приставала то ко мне, то к мужикам со своими вопросами, но встретила уже организованное наглое вранье, которое с каждым витком приобретало все более развесистый характер.

Лора еще неделю доставала меня своим переводом, пока, наконец, однажды не вломилась к нам в комнату с криком: - Обманул, обманул! Пришел перевод, и вовсе не на 150, а на 200…

Не кричи, Мишка!

Особенности русского перевода