Публикация материалов сайта без ссылки на источник запрещена

Бреды и анекдоты (2-я серия)

Тезисы

Дело было в 75-м, мы готовились к Коштоянцевской конференции, первой в моей карьере. Я недавно вернулся из дальневосточной экспедиции, тоже первой, материала для тезисов (тоже первых), как посчитал мой шеф Генсеич Бузников, было достаточно, и я что-то накропал. На лабораторном семинаре, где разбирали тезисы сотрудников, директор Института Тигран Турпаев активно их обсуждал, а про мои только бросил: «Шмуклер – без замечаний…» Я расстроился – решил, что до прикомандированного из Купавны начальник просто опускаться не хочет, а коллеги потом говорили: «Надо же – с первого раза и без замечаний!» Они это приняли как похвалу, а я так и не знаю, что же верно… Так или иначе, все тезисы включили в сборник, и у меня должна была появиться первая публикация по морским ежам. А старые сотрудники принялись тем временем обрабатывать тезисы медиаторщиков, которые приходили со всей страны. И вот среди прочих они обнаруживают текст, присланный не откуда-нибудь из Мухосранска, а из самого, что ни на есть Пущина, научного городка с самой высокой репутацией.

Некий коллега Р сообщал, что введение кролику одного холинолитика приводит к тому, что тот начинает лизать пол клетки, а введение другого – к тому, что кролик начинает пол грызть. А вот если дать оба холинолитика сразу, то кролик начинает пол лизать, грызть и стучать по нему хвостом с частотой 0,08 ± 0,002 удара за 6 минут. Вообще-то, наверное, и это проскочило бы, но Катя Волина, которую назначили секретарем Оргкомитета, заинтересовалась, что это за размерность такая странная - «удары за 6 мин». И путем несложных вычислений установила, что кролик стучал хвостом с частотой 6 ударов за рабочий день…

«Анти-Эклер»

Мы уходили из Института часов в 10 вечера – у Ольги Юрченко затянулся опыт, а я инъецировал гонадотропином шпорцевых лягушек на опыт завтрашний (это надо было делать, как можно позже). Поднялись на второй этаж к переходу, ведущему в старое здание, где был единственный выход. В коридоре сильнейшим образом воняло парафином, что мы поначалу посчитали объяснимым – на третьем этаже располагалась лаборатория гистогенеза, в которой в те времена частенько делали парафиновые заливки. Однако, запах что-то был сильноват… Я взбежал на этаж выше, но там пахло значительно слабее. Тут мы с Ольгой решили, что все-таки это похоже на пожар, и позвали вахтера со связкой ключей от всего этажа. Стали открывать одну комнату за другой – ничего. Осталось две двери – комната машинисток и Первый отдел, уже закралась мысль, что, если это, не дай бог, секретка, писать нам объяснительные – не переписать, ведь там придется срывать печати… Но решили оставить ее напоследок и открыли комнату машинисток (так раньше назывались девушки, женщины и старушки, которые перепечатывали на механических пишущих машинках казенные тексты).

Рядом с одним из столов весело полыхала капроновая корзинка для мусора – такое большое красивое пламя, ну и вонь соответствующая… Для начала я сделал глупость: я попробовал затоптать пламя. Черта с два! Расплавленный пластик тут же прилип к подошвам, и загорелись уже они, а на полу, куда попали горящие капли, затлел линолеум. Еле сбил с ботинок горящие куски и понял, что домашними средствами тут не обойтись. С некоторым сомнением снял со стены углекислотный огнетушитель ОУ-5, выдернул чеку и направил раструб на очаг возгорания. Дело в том, что мое, как и всей советской интеллигенции, отношение к огнетушителям было сформировано печальным опытом Остапа Ибрагимовича с аналогичным изделием «Эклер», у которого время срабатывания превышало полчаса. К моему несказанному удивлению прибор, как только я нажал на рычаг, стал бодро шипеть углекислым газом, а потом и плеваться снегом! Самое удивительное, что и пламя, подергавшись, через пару минут погасло. Я для страховки еще обдал стену, которая разогрелась так, что к ней прикоснуться было нельзя, выключил огнетушитель и бросил его в коридоре. Пошли спать.

Наутро началась материализация духов и раздача слонов – вахтер написал докладную, машинистки сознались в дирекции, что перед уходом курили в комнате и бросили недотушенную сигарету в корзинку (счастье, что мы с Ольгой уходили буквально через 20 минут после них). Дирекция склоняла их аморальное поведение по всем падежам и грозило карами. А меня поймал за пуговицу институтский пожарник Гулин, из отставных полковников, и начал нудеть, что я неправильно тушил пожар. «Во-первых, ты израсходовал 500 грамм углекислоты, а на такое загорание положено расходовать не более 300…» Ну, думаю, зараза, я ему ЧП ликвидировал, а он тут занудствует, вот я те щас… «А, во-вторых, ты, вообще, не тот огнетушитель применил – надо было брать пеногон и загадить им всю комнату, чтоб они до вечера ее вылизывали!» Купил меня дед!

Сникерсы Стивена Кинга

Году в 90-м, когда, с одной стороны, развивались свободы – мы стали читать все, что не прочли за последние 80 лет, а с другой – постепенно стало нечего жрать, мне подвернулась халтура – перевод «Кладбища домашних любимцев» Стивена Кинга. Тогда плодились во множестве самопальные издательства, которые, нисколько не заморачиваясь авторскими правами, пошли переводить все мировые бестселлеры. Обещали заплатить астрономические деньги – целых 190 долларов! Это при моей тогдашней зарплате где-то в 17 баксов. Проблема была в том, что опыт перевода с английского на русский у меня к тому времени ограничивался несколькими главами «Учебника физиологии» - слух, речь, равновесие, обоняние, вкус, голод и жажда. Могу гордиться тем, что все дети советского и постсоветского пространства учат физиологию именно по нему, но для беллетристики этого могло и не хватить. Первые страницы шли туго, а потом я «въехал» в текст, который оказался написан сочно и захватывающе, и сделал работу не только с пользой, но и с удовольствием. Только концовка расстроила – во-первых, почти все умерли, а во-вторых, как-то она показалась нарочитой, избыточной, пришитой к драматичному повествованию, чтобы выкрутиться из всего того, что автор перед тем накрутил, с помощью Deus ex machina.

Работу сдал, а буквально через несколько дней на книжном развальчике в переходе с «Октябрьской»-радиальной на кольцевую увидел ту же, уже изданную какой-то другой фирмой, книжку. Не пожалел какой-то серьезной суммы – очень хотелось сравнить свой перевод с, как я полагал, профессиональным. Раскрыл наугад и попал на самый трагичный момент – гибель Гэйджа – сына главного героя под колесами взбесившегося грузовика. Герой идет по следу на дороге, по которой размазало его сына, и видит на асфальте шоколадку, потом бейсболку сына, потом – снова шоколадку… Черт, у меня же в переводе никаких шоколадок не было! В некотором смятении я добрался до дому, мучительно пытаясь вспомнить текст оригинала, но толком не мог. Дома лихорадочно схватил книжку, пролистал к эпизоду на дороге… Герой идет по дороге, и видит лежащий на дороге sneakers, потом бейсболку, потом снова sneakers… В общем, действительно, жуть – грузовик вышиб маленького мальчика из его кроссовок (sneakers), как это обычно и бывает, когда люди гибнут на дороге, а переводчик… Дубина! Поленился заглянуть в двухтомный англо-русский словарь - там это слово есть!

Бреды и анекдоты