Блог

Я был на 2-м курсе и только начинал работать – пытался что-то делать по соматотопике мозжечка, учился оперировать, препарировать, регистрировать потенциалы. Как-то раз я заканчивал опыт, и тут в комнату вваливается девица из соседней лаборатории – боевитая такая особа, язык, как бритва, и родным русским языком владеет во всей его полноте.

Входит, и я вижу, что она ревет в три ручья.

 - Ой, не могу, она опять себе язык откусила…

Она работала на дыхательном центре кошек, делала высокие перерезки спинного мозга, ну, и случались с подопытными такие эксцессы. В какой-то момент у самого толстокожего физиолога или медика случается истощение, кризис…

Я тогда, во-первых, был еще личинкой, а во-вторых, спирт у меня был только тот, в котором кипятились микроэлектроды – тогда самозаполняющиеся еще не изобрели. Так что единственное, что мне пришло в голову, это – сунуть девушке в зубы сигарету и дать прикурить. Удивительно, но помогло. Минут через десять она перестала шмыгать носом, сказала, что в порядке и ушла прибирать поле боя.

Потом нечто подобное я и сам испытал, правда, не в такой острой форме – недели две с трудом заставлял себя кошку в руки взять. А больше всего доставала «болезнь осциллографа» – тогда у этих приборов не хватало мощности луча, и, чтобы его видеть, приходилось работать в темноте. Неделями не мог заснуть – закрывал глаза, и тут же прямо в мозге возникала ярко-рыжая осциллограмма на черноте….

Нашествие

Николай Андреич Перцов был одержим идеей превращения ББС в учебно-научную станцию, и, наконец, летом 73-го года его мечта сбылась – на станцию вывезли не только третьекурсников некоторых кафедр – физиологов, эмбриологов, но и весь 1-й курс.

Это была экологическая катастрофа – бестормозные дети выловили все, что можно, ободрали литораль догола, переловили всех пескожилов на наживку для рыбной ловли. Корякина с кафедры беспов чуть ли не на коленях перед ними стояла – не грабьте Черные Щели, последнюю колонию пескожила. Ничего не помогало. Горы выловленного морского зверья гнили в общагах, в некоторые комнаты невозможно было войти от вони. Думаю, что упадок видового разнообразия на ББС начался именно тогда.

Толпы неприкаянных первокурсников бродили по станции, и уже никакие общественные работы не могли с этим ничего сделать. Однажды это у меня на глазах едва не кончилось бедой.

Для работы в аквариальном корпусе был нужен морской водопровод. Серьезных материалов для него не было, и проложили обычный резиновый шланг. Резина была старой и гнилой, регулярно лопалась, вода в аквариальном переставала течь, и тогда тот, кто был свободен, в данном случае – мы с Витей Волковым, бежали латать линию. Вот однажды мы в очередной раз вырезаем лопнувший кусок, вставляем новый и видим, как две девчонки подплыли на лодке к корге[1], вылезли на нее и что-то собирают.

Мы срастили шланг, собрались отваливать в аквариальную и тут увидели, что приливом лодку девчонок с корги стащило, и она дрейфует к Пояконде, а девицы, ничего не замечая, продолжают увлеченно копаться в камнях, хотя ходят уже по щиколотку в воде…

По счастью у пирса была лодка с веслами, и мы и за девчонками успели, облаяв их за утрату бдительности, и лодку их вернули, пока ее не унесло к Половым островам. А что бы они делали, если бы водопровод вовремя не лопнул – коргу эту приливом на метр перекрывает, а вода – градусов 10 – 12.

Когда на ББС оказалась такая огромная орава, Николай Андреич спохватился, что на всех нужно стирать белье – далеко не все догадались взять с собой спальники, да и были-то они тогда мало у кого. В голове этого масштабного деятеля зароились какие-то фантастические планы срочного приобретения стиральных машин, индивидуальных сеток для отправки в них белья в Москву или Питер…

Его старый приятель ботаник Вехов слушал все эти прожекты скептически, а потом сказал: - Слушай, Коля, надо всего-то, что заказать метки, понашить их на белье, да и возить в Кандалакшу в прачечную.

Перцов посмотрел на него с подозрением и сказал: – Как-то у тебя все просто получается!

По окончании университета после некоторых приключений я оказался на полставки старшего лаборанта родной кафедры. Помимо основных обязанностей приходилось делать и кое-что, выходящее за пределы должностной инструкции. Иногда меня звала одна подружка по агитбригаде, которая, дожив до 3-го курса, так и не научилась брать в руки лягушек. Ей надо было помочь обездвижить лягушку для опыта по задаче Малого практикума. В другой раз пришлось приводить в чувство студентку, упавшую в обморок на пятачке перед нашей кафедрой – туда припрыгала декапитированная[2] лягушка, сбежавшая с нашего практикума.

Пришлось участвовать и в инвентаризации. На кафедру стало поступать новое оборудование: электростимуляторы ЭСЛ-2, кимографы на электрической тяге и разное прочее, а снимаемое с вооружения старье надо было списать. Там в ведомостях попадались такие экзотические экспонаты, как миллиамперметр производства Германии 1928 года за 10 000 золотых рублей – целый день его проискали по кафедральным шкафам в совершенном ужасе, что за него не отчитаешься…

Работать пришлось очень напряженно, потому что в коридоре нас ждали «купцы» на списываемое оборудование. В результате острейшей конкуренции орлы из Казанского университета, аргументируя тем, что у них учился сам Ленин, утащили наши стимуляторы ЭСЛ-1, а прочие (по-моему, из Ивано-Франковска) забрали катушки Румкорфа, которые даже для нас уже были древностью, и никто не помнил, как с ними работать и живы ли они вообще. Остальные довольствовались кимографами, работавшими от часовых механизмов, которые каждый раз перед работой надо было заводить ключом, как механический будильник.

Ну, понятно, сразу по все стране вырос уровень подготовки студентов-биологов.

В начале 70-х в комитете комсомола биофака МГУ учебным сектором заведовала аспирантка Кира Солдатова. Как-то постепенно она забрала столько власти, что все отрывные талоны на пересдачи из учебной части стало нужно подписывать у нее. А за это перед ней приходилось извиваться, как никогда прежде – перед учебной частью. Года за полтора она добилась того, что ее возненавидели все младшекурсники, а старшие ее и так недолюбливали – за манеру разговаривать свысока.

Общее собрание комсомольцев биофака весной 73-го было очень торжественным – в первой части собрания специально приехавший представитель ЦК ВЛКСМ раздавал грамоты и благодарности самым комсомольским из комитетчиков, и Кира была в первых рядах. Деятель из ЦК особенно тепло ее поздравлял и высоко отзывался о той дисциплине, которую она обеспечила в учебном процессе. Вручил грамоту, цветочки…

После перерыва началась выборная часть собрания – зачитали список кандидатур в новый комитет, в соответствии с советской традицией числом точно соответствующим числу будущих членов комитета. Вот тут возникло первое небольшое замешательство, когда из зала стали требовать включить в список дополнительные фамилии. Председательствующий попробовал замотать это дело, но тут зал очень нехорошо загудел, и представитель ЦК шепнул, видимо, что небольшая капелька демократии не повредит. Дополнительные кандидатуры включили в список. По тем временам это практически означало, что их тоже изберут – нужно  было только набрать половину голосов.

Никаких бюллетеней, конечно, не было – голосование было открытым, и, подразумевалось, единогласным. Но и тут тучки появились почти сразу – при голосовании по первым же кандидатурам сколько-то голосов оказывалось «против». Поначалу председательствующий отбрехивался формулировкой «подавляющим большинством». А потом дело дошло до одного особенно противного холуя, и этот номер не прошел – зал загудел настолько угрожающе, что рисковать начальство не захотело. Пересчитали, и оказалось, что – еле-еле…

Дальше – веселее, сидящие в рядах первокурсники, так называемые «стажники» - ребята, поступавшие по специальной квоте после нескольких лет работы или армии и специальных подготовительных курсов, которые больше всех страдали от трудностей с пересдачами, в открытую говорили, что Кира пройдет только через из трупы и зазывали под свои знамена остальных.

Дошла очередь и до нее. С первого взгляда было видно, что против – большинство. Но тут председательствующий пустился во все тяжкие – пересчитал только тех, кто «против», вычел из числа зарегистрировавшихся в первой половине собрания, и объявил, что Кира прошла. Тогда зал уже заревел – все знали, что многие ушли в перерыве, и требовали пересчитать присутствующих, пересчитать отдельно тех, кто «против» и кто «за», в общем – честности.

Пересчитали, получилось, что большинство – против. Секретарь с обидой и с возмущением бросил в зал: - Как вы можете! Кире только что вручили грамоту ЦК, а вы – в присутствии представителя ЦК такое устраиваете! Надо провести повторное голосование!

Лучше бы он этого не говорил! Новое голосование забаллотировало Киру с треском, там даже считать было нечего…

Думали, это навлечет на биофак новые неприятности – всего несколько лет назад поснимали все руководство после того, как на концерте Высоцкого снесли двери в Большую биологическую аудиторию. Но – нет, обошлось, то ли посчитали малозначительным, то ли решили не связываться со стажниками, для которых тогда столько преференций понапридумывали – класс-гегемон предпочитали без крайней необходимости не обижать…

Любопытства ради, когда работал на кафедре физиологии МГУ (72-74 гг.), я периодически забредал на защитные ученые советы. Интересно было – как это, я ж тоже надеялся когда-нибудь… Иногда бывало полезно и с чисто познавательной стороны.

На этой защите я, вообще, оказался случайно – зашел в Большую аудиторию, чтобы что-то передать одному из сотрудников нашей кафедры, который там сидел на заседании биофизического совета. Что-то мне царапнуло уши, и я присел послушать. С каждой секундой у меня росло ощущение, что диссертант – этот плохо говорящий по-русски азербайджанец – несет какую-то ахинею, но, поскольку я слушал не сначала, уверенности все-таки не было.

Диссертация была о липидах мембраны, и вопрос, заданный из зала диссертанту: - Так что же такое липиды? – уже тянул на оскорбление. Такие вопросы, вообще-то на кандидатских защитах не задают. Что такое липиды, написано в учебниках по органической химии и биологии для средней школы… Но ответ диссертанта: - Липиды – это такие жирные кислоты, - был, в свою очередь, очевидным оскорблением Ученому Совету и публике.

Все кончилось очень быстро, это был единственный виденный мной случай, когда диссер был провален практически «всухую» - 11 «черных», 1 «белый», 1 испорченный.

Постепенно стала известна и предыстория этого блестящего перформанса. Персонаж этот был каким-то референтом министра здравоохранения АзССР, диссер ему был нужен для дальнейшего продвижения по службе. Кто-то в Москве занебесплатно склепал работенку, которая при адекватном изложении вполне могла бы беспроблемно защититься, но референта сгубило чудовищное невежество и соответствующих размеров нахальство – защищаться такой большой человек мог, конечно, только в Москве и только в Университете.

Купленные «корочки» тогда еще не стали нормой жизни, биофаковский совет по биофизике вообще отличался боевитостью, вот ему и вломили от души…