Блог

Друг нашей семьи дядя Сёма рассказывал.

Зимой 42-го он, слушатель Академии Жуковского, был на трехмесячной стажировке в войсках – в бомбардировочном авиаполку. Полк летал много, кого-то там за линией фронта сравнивал с землей, нес потери. Однажды один из бомбардировщиков получил повреждение и сел на вынужденную в нескольких десятках километров от аэродрома. Экипаж кое-как добрался до аэродрома на попутных, кого-то отправили в госпиталь, оставшиеся описали, что с машиной, и к ней послали авиатехника – починить и подготовить к перегону.

Техник взял сухпаек и укатил. День – нет, два – нет, три – нет, неделю - нет… Между прочим, война идет, машины и люди – все на счету. Теперь уже и за машиной, и за техником послали грузовик с аварийной бригадой.

Аварийщики нашли самолет на колхозном поле, осмотрели и обнаружили, что, помимо повреждений, причиненных противником, в самолете полностью отсутствуют: тормозная жидкость, жидкость в гидросистеме и антифриз. Техника нашли в деревне в компании добровольных помощников, приканчивающим технические жидкости под местную закуску.

Пошел под трибунал и был отправлен в штрафбат…

(NB Во всех старых учебниках по судебной медицине указано, что антифриз, например, является абсолютно смертельным ядом)

Летом 43-го моя мама закончила 1-й курс ЛВГМИ[1] и сдала, как и ее подруги, выношенное обмундирование – английские лендлизовские гимнастерки х/б. Х/б есть х/б – под дождями и от стирки гимнастерки вытянулись по фигурам, девочки их еще и подгоняли...

Взамен они, уже старослужащие, получили новые комплекты – нашего производства, шерстяные. Девушкам предстояла нелегкая и творческая работа по подгонке обмундирования, они и отправились со своим новым вещевым довольствием в казарму. А навстречу им – колонна первокурсников, сплошь – парни, обмундированные, как положено салагам, в б/у.

Пригляделись девочки-второкурсницы – батюшки, да это же наши гимнастерки! Вытянувшиеся, где надо, с самовольно учиненными выточками… Бедные парни!

Летом 43-го ЛВГМИ из Ленинабада перевели в Москву. Третий курс, 20 лет, после Средней Азии за забором – Москва, в которой почти никто до войны не был… За забором столько всего интересного: театры, мальчики, квартиры немногочисленных слушательниц-москвичек с добрыми мамами… Технику самохода освоили так, что ходили в него чуть не каждый вечер. Но тут моей будущей маме как-то резко занадобилось смыться днем (куда – не говорит), а кругом начальство, караулы… Видит, посреди двора какой-то летчик в кожанке возится с мотоциклом, подходит и жалобным таким голосом обращается к спине товарища командира, де, помогите, пожалуйста – мне бы только за ворота…

Летчик обернулся, и мама остолбенела – подполковник, зам начальника курса по строевой!

Командир ухмыльнулся и сказал: - Ладно, дуй!

Летом 44-го ЛВВГМИ, в конце концов, добрался до места своей постоянной дислокации – города на Неве. Но там слушатели поначалу не задержались – их в первый раз отпустили в 10-дневные отпуска. Мама рванула в недавно освобожденный Киев, куда вернулась ее мама, с которой она рассталась 2 года назад, и папа, которого она не видела с самого начала войны.

Поезда ходили не шибко, пол-отпуска прошли в пути. А под конец, уже недалеко от Киева, мама, которой тогда был 21 год, попала в изрядную переделку. В поезде ехала команда штрафников, мужики напились по-черному и стали терроризировать ехавших в поезде, избивать офицеров, приставать к женщинам. Братва никого не боялась и не без оснований…

В какой-то момент один из штрафников потянул маму, лежавшую на верхней полке, за сапог – хромовый, офицерский, видно – что женский, маленького размера… Мама вскинулась, но штрафник, увидев «капусту»[2] на берете, заулыбался: - Летчиков мы уважаем!

И ушел…

Мой двоюродный брательник Володя, окончив с отличием Сумское артиллерийское, отслужил в ЮГВ[3] пять лет, а потом получил назначение в ПрибВО уже на должность командира дивизиона ствольной артиллерии. Дивизион Вова вывел в лучшие в округе, правда, когда он четыре раза подряд подавал в Академию, его к экзаменам так и не допустили – не проходил мандатной комиссии.

Между прочим, писаря очень быстро стали призванных в часть солдат-евреев отправлять к Вове в дивизион, а уж он там следил, чтобы социалистический интернационализм соблюдался во вверенном ему подразделении во всей полноте. Он мне это все рассказывал, когда оказался в Москве в командировке – солдат из их полка попал в какую-то историю, и Вову отправили ее разруливать. В общем-то, его национальность ни для кого не была секретом, и даже самые языкатые предпочитали вести себя благонравно. На всякий случай, у Вовы еще был и 1-й разряд по боксу, отчего он, в частности, выделялся из всей родни сильно курносым носом.

Если все же в подразделении случался выпад на национальной почве, все это немедленно командиру дивизиона становилось известно…

В 23 в дивизионе играли отбой. В 24 дивизиону играли тревогу, и командир дивизиона на плацу читал личному составу, в полной выкладке, политинформацию, коротенько так, на часик… В 1 час играли отбой, в 2 – играли тревогу, и дивизион выслушивал всю ту же баланду от начальника штаба дивизиона, в 3 – играли отбой. В 4 играли тревогу, и политинформацию о социалистическом интернационализме читал замполит дивизиона. В 5 играли отбой, в 7 – побудка…

Одного раза до следующего призыва хватало – непонятливым бойцы все объясняли сами...

Тот же Вова рассказывал про маленькую войну между Вьетнамом и Китаем.

Китайцы напали на Вьетнам и двинули по узким дефиле большие массы танков, а через горы пустили кавалерию. С кавалерией вьетнамцы, с их-то боевым опытом, справились, а с танками случилась просто катастрофа – в приграничных боях Народно-Освободительная Армия Китая потеряла их около двухсот пятидесяти. Наступление сорвалось, вьетнамцы перешли в контратаку… У нас писали, что потери китайцев перевалили через миллион, а это – многовато даже для Китая …

А из Вовиного полка, в аккурат в те дни, вдруг куда-то передислоцировался дивизион ПТУРС[4]. Потом в цинках вернулись командир и начальник штаба дивизиона, а некоторые рядовые и так не вернулись…