Блог

Мой сын Женя, уже студент биофака, стремительно взрослел... Как-то раз, году в 93-м или 94-м, он явился домой с друзьями и бутылкой, на которой было написано: «Киндзмараули». Я не впал ни в берсеркиерство, ни в ступор оттого, что сын сделал такой революционный шаг в своем развитии, а он это оценил, и ребята пригласили меня за стол. Под разговоры вскрыли бутылку, разлили, выпили и ребята стали обсуждать достоинства напитка, о котором они столько слышали от родителей. Я сидел, помалкивал, не хотел людям портить удовольствие, а потом все-таки не выдержал и сказал:

- Ребята! Виноматериал, конечно, недурен… Но «Киндзмараули» не бывает СУХОЕ!

Остров Попова. Мужики возле бульдозера льют какую-то темную жижу на один конец скрученного вафельного полотенца, а еще один отжимает с другого его конца уже довольно прозрачные капли с характерным запахом этанола в бидончик.

– Мужики! А чтой-то вы тут делаете?

- Не видишь что ли – спирт получаем аффинной хроматографией, ребята из (Института) Биологии моря научили…

- А почему ж аффинная-то?

- Так это один грек придумал…

На биофаке (72-й год) заседает «спиртовая комиссия» и делит 200 литров ректификата и 400 литров гидролизного. Спор насчет квот на ректификат между кафедрами, отделами и лабораториями – до хрипа, до драки…

После двухчасовой ругани, наконец, раздается голос:

- А гидролизный пить-то можно?

-  Да, конечно!

- Так о чем же мы тут спорим?!!

Где-то году в 73-м на ТВ вышла очередная серия безумно популярного тогда сериала «Следствие ведут знатоки». Фабула серии была в том, что, в целом хороший, но пьющий гражданин приревновал жену, наделал дел, и вот ПалПалыч Знаменский, главный «знаток», его воспитывает, говорит возвышенную речь о вреде пьянства, о слабоволии, о водке, которая яд и довела до греха…

А недели через две после того мы встретились с Борькой Коганом, который работал в институте Сербского, вот он  мне и говорит: - А знаешь, кого я сегодня видел у нас во дворе? ПалПалыча! Зашился, а теперь двор метет на трудотерапии…

Каждый сезон перед нами вставала проблема, как переправить спирт с собой в экспедицию – перевозка его в салоне самолета уже была запрещена после какой-то очередной аварии. А спирт в экспедиции, ох, как бывал нужен. Помимо двух основных направлений применения, включая разведение водонерастворимых препаратов, им частенько приходилось расплачиваться за разные неизбежные услуги… Основным способом надолго стала упаковка спирта в банки от стерильных сред, в первую очередь, физраствора, которыми нас снабжал муж одной из наших сотрудниц, анестезиолог бакулевского института. Я наловчился очень аккуратно раскатывать жестяное горлышко банок, а после заливки спирта – столь же аккуратно их закатывать. При посадке в самолет попытки авиадосмотрщиков вскрыть емкости пресекались тыканием в этикетки, на которых значилось: «Стерильно! Для внутривенных вливаний». Мы, конечно, понимали, что такие уловки долго не подержатся. Поэтому одну из банок я упаковал в свой абалаковский рюкзак. Да не просто в рюкзак – в середку рюкзака я уложил яловые сапоги, в носок сапога сунул завернутую в портянки банку со спиртом, сверху – до самого верха голенища понапихал моторчиков ДСД-60, батареек и всякой прочей мелочи. Сапоги в рюкзаке были не одиноки и обложены разным барахлом на двухмесячную экспедицию, так что все вместе тянуло килограмм на 35 – 40…

Проклятьем наших дальневосточных экспедиций был хабаровский аэропорт: прямо во Владивосток тогда самолеты не летали – после того, как при посадке Ил-62 вылетел за полосу и чуть не перевернулся. А в Хабаровске вечно не было погоды, и сидели мы в нем сутками. Засели и в тот год, ненадолго – часов на восемь, но, когда я на Витязе стал распаковывать рюкзак, спирта в сапоге не обнаружил. Все на месте: портянки, моторчики, курево, а банки со спиртом – как и не было… Вот это нюх – учуять укупоренный спирт в сапоге посреди здоровенного рюкзака!

В хабаровском аэропорту много чего пропадало – тесть мне как-то колбасу сухую отправил, только ее и видели… Потом почта настойчивому и въедливому тестю выдала разъяснение: - Ваша посылка попала в хабаровском аэропорту в транспортер и была непоправимо повреждена. Можете получить компенсацию в размере объявленной стоимости…

Новый 1994-й год я впервые в жизни встречал не дома, не с семьей, а в Лондоне в компании бывших советских биологов, которые уже по 4 – 5 лет работали в Европе. На урезанных по сравнению с местными зарплатах, которые все равно были на два порядка выше наших, ребята работали на коротких годовых – двухлетних грантах, на которые их брали за высокий профессиональный уровень и дешевизну. Как правило, ребята «сидели на методе», и пока на него был спрос, всегда находили работу. Кое-кто уже успел поменять по три – четыре места работы и собирался двигать дальше, в основном, в Штаты.  На нас с ГенСеичем, приехавших на месяц, смотрели то ли с жалостью, то ли с завистью, расспрашивали про то, как нынче в Москве с наукой и научникам.

Наконец, дело подошло к полуночи, стали открывать шампанское и начали с «Советского». Поздравились, закусили, и тут я обратил внимание, что на столе бутылка «Вдовы Клико», которой переполнены страницы классики. Ну, наконец-то, я ее попробую! Открыл, разлил… какая гадость, эта ваша вдова! Жуткая кислятина!