Блог

 

Во многия знания…

Мы летели в экспедицию, а я впервые – в должности начальника экспедиции. Из всей оравы купавинцев, намылившейся на Витязь, экспедиционный опыт был только у меня, и начальство не долго думало, кого назначить.

В тот раз Хабаровск миновали относительно благополучно, и большая часть экспедиции загрузилась в Ил-18 рейса «А» на Владивосток. Как и положено, нам объявили, что самолет пилотирует экипаж Владивостокского авиаотряда под командой пилота 1-го класса. Лету там всего 1 час, так что места на крыле с двумя ревущими движками меня и моего приятеля Володю не очень огорчили. Полет уже по расчету подходил к концу, под нами была сплошная высокая облачность, и мы прикидывали, что при заходе на посадку должно основательно потрясти…

И тут у нас на глазах винт первого двигателя на нашем крыле остановился. Довольно неприятное зрелище – висящий в полете крестом пропеллер… Потом, видимо, пилоты поставили лопасти по потоку, чтобы уменьшить асимметрию тяги, и винт стал лениво крутиться, но, конечно, намного медленнее, чем у работающего второго двигателя. За мотогондолой потянулся узкий беловатый след – наверное, подачу топлива в остановившийся мотор перекрыли, а остававшийся в нем керосин сливали в опасении его возгорания. Мы, в общем-то, не очень испугались, потому что было известно, что 18-й на трех движках летит вполне уверенно.

Еще минут через пять загорелось табло «Пристегнуть ремни! Не курить!», и мы посыпались вниз, почти сразу оказавшись в непроглядном молоке, по стеклам иллюминаторов потекли струйки – за бортом воды было не меньше, чем в соседственном океане. Инстинктивно люди, много летавшие, чувствуют, когда самолет оказывается над полосой, а тут по времени спуска мы уже должны были воткнуться в землю, но все снижались и снижались...

Когда висение и болтание в небесной влаге над самой землей уже стало очевидно затянувшимся, нас вжало в спинки – мы резко пошли в набор высоты. Через несколько минут мы выскочили из хмари под яркое солнышко и пошли курсом на чистый запад. Понятно – на полосу не попали, делаем «коробочку». Летим, летим, по времени и карте уже, вроде бы, давно должны в Китай улететь, потом, наконец, разворот, и начинаем снова проваливаться вниз. Опять хмарь, тряска, валимся, валимся, потом опять рывок и мы прыгаем вверх… Опять долгий курс на запад, разворот, спуск, рывок – и мы снова под солнышком над слоем сплошных облаков. Не знаю, чем руководствовался пилот – то ли опасался идти в Хабаровск на трех движках, то ли не хотел там застрять… Тем, кто не видел интермедии с двигателем, было проще, чем нам…

Мы в четвертый раз пошли на посадку, трясет, не видно ни хрена, но в этот раз по времени спуск дольше – в прошлые разы мы уже к этому моменту уходили вверх, а тут валимся и валимся, бухнули вывалившиеся шасси, хотя за окном по-прежнему серо-черная гадость и земли не видать. Потом очень невежливое касание полосы, которой мы так и не увидели, подпрыгнули, потом еще раз плюхнулись, и побежали по полосе. Я смотрел в иллюминатор, но не видел ничего – ни стоянки истребителей, которые базировались на том же аэродроме «Озерные Ключи», ни знакомых построек… Это была настоящая посадка вслепую… Когда прикатили на стояночную площадку, мы вышли и не увидели, в какую сторону идти, хотя был я там уже в 12-й раз. Тут в лежащем на земле молоке появилось желтое пятно, а вслед за ним и стюардесса. Она сказала нам взяться друг за друга и такой детсадовской цепочкой повела к зданию Владивостокского аэропорта. Мы увидели его, когда до него оставалось метров десять. Вот тут я по- настоящему оценил мастерство пилота, сажавшего самолет, или то, как ему хотелось домой, а не в Хабаровск…

Минут 20 мы ждали, когда выдадут наши рюкзаки, а еще минут через пять объявили о посадке рейса «Б», на котором летела вторая часть экспедиции. Мы вышли к воротам, через которые на площадь выходили прилетевшие, чтобы встретить наших. Над головой ярко светило солнце, и не было ни облачка, только на земле парили лужицы. Когда мы стали рассказывать ребятам с рейса «Б» о своих приключениях, они посмотрели на небо, сказали, что у них на всем маршруте сияло солнце, все время было видно землю, и сели они без всяких проблем. В то, что они могли лишиться половины личного состава экспедиции и лично ее начальника, поверить они не хотели никак…

Штормовое предупреждение

 Приключения в воздухе в той экспедиции плавно перешли на море. В пути до бухты Витязь нам предстоял пятичасовой переход на рейдовом катере «Аркадий Гайдар» из Владивостока. «Гайдар» стоял на мысе Чуркина, куда мы добрались на грузовике. Затащили на борт свои рюкзаки и ящики, и катер отдал швартовы. Разворачивались носом к выходу из Золотого Рога под бодрые звуки штормового предупреждения, передаваемого по трансляции на стоящем рядом выкрашенном в красно-оранжевый цвет океанском спасателе. Там сыграли тревогу, и тоже стали собираться на выход, но только у них мореходность была побольше.

Миновали мыс Эгершельд, а дальше пошли к югу, прикрытые от ветра с океана островами Русским, Попова, Рейнеке и архипелагом Римского-Корсакова. А потом выкатились под мощный боковой ветер, и нас стало валять с борта на борт. Я пытался спать в кубрике, хотя получалось с каждой минутой все хуже. В тот момент, когда я во сне уже почти решил, что этот метод борьбы с качкой практически не работает, на меня упал Володя Смолянинов с дочкой на руках.

После этого оставаться в кубрике было уже невмоготу, я дернул дверь, шагнул на палубу… и погрузился в воду… Именно в этот момент «Гайдара» повалило на правый борт, а в него подошла волна метра в 3 высотой. Я ушел под воду, совершенно неготовый к этому, почти без воздуха в легких, и с ужасом понял, что могу и не дотерпеть, пока катер выровняется и волна сойдет. На последних каплях кислорода я все-таки вынырнул, да еще и поручень, за который успел уцепиться, не выпустил из рук.

Хотя для «Гайдара» с его мореходностью в 3 балла, волнение на море было крутовато, все же на свежем воздухе оказалось полегче, только мокрый я был с маковки до пяток. Хорошо, что документы были предусмотрительно запакованы в непромокаемый пакет. Весело та экспедиция началась – два раза мог накрыться, еще не приступив к обязанностям начальника.

Начальник экспедиции

Если честно, то я рассчитывал, что мое руководство экспедицией ограничится тем, что вместо обычных 120 рублей полевых в месяц я буду получать по 210 и что-то смогу притащить домой. В конце концов, все взрослые, приехали работать, и не мне их учить, как это делать. Единственное, что я произнес личному составу экспедиции, что никто не должен уходить со станции в одиночку и, не предупредив меня или начальника своего экспедиционного отряда. По-моему, довольно либерально.

Первой время, действительно, вмешательство и не требовалось – народ окапывался на рабочих местах, запускал опыты, ну, и квасил по вечерам и ночам, что можно рассматривать как регламентные экспедиционные работы. Проблемы обозначились, когда стало ясно, кто приехал работать, а кто – расслабиться.

Мэнээс М. отправился во Владивосток, сказав, что на три дня. Этого деятеля в свое время выперли с практики 1-го курса на ББС за ту помойку, которую он устроил в общаге, свалив и сгноив там немереное количество морских животных. Через пару дней мои местные друзья, приехавшие из Владика, предупредили меня, что мой сотрудник пошел в загул, и недалеко до беды… В срок парень на Витязь не вернулся, и у меня возник выбор – мчаться во Владик, искать этого деятеля по кабакам и притонам или все-таки заниматься своим делом.

Персонаж появился через неделю, на мою претензию пытался вякать, что он-де взрослый человек; когда ему было сказано, что взрослый он дома, а здесь за него отвечают, попытался препираться, но был предупрежден, что, если не утихомирится, сразу же будет отчислен из экспедиции и отправлен домой с соответствующей докладной в дирекцию. Дошло.

Ну, и пьянка… Одно дело, когда человек после полного рабочего дня тяпнет, помня, что завтра снова к станку, а другое – когда завтра утром будет только продолжение «сегодня ночью»… В общем-то, кто сколько пьет, спит и когда встает после этого, меня не интересовало, время шло, курортный сезон на Витязе подходил к концу, и «отдыхающие» должны были отвалить обратно.

По случаю отбытия передового отряда была устроена интенсивная отвальная, после которой мы темной южной ночью потопали вокруг кута бухты к себе в общагу, именуемую «скотобазой». Шли, подсвечивая, как всегда, свой путь фонариками. Впереди метрах в тридцати – сорока по дороге двигался один из отбывающих – Боря Д. Пьян отбывающий коллега был в сиську, то есть шел своими ногами, но описывая на дороге четкую синусоиду от левой обочины до правой и обратно. Я еще успел подумать, что здорово он нажрался, ну и черт с ним – до койки дотопает, а завтра отвалит в Россию, а там об его «облико морале» пусть папа с мамой заботятся. Еще успел подумать, что хорошо – дорога идет по самому берегу, и сверзиться с нее некуда…

Не успел я это додумать, как в луче фонаря на правом краю дороги мелькнули взлетающие вверх кеды коллеги Д., раздался плюх и короткий визг… Вот тут- то я и вспомнил, что на всей этой ровной дороге была-таки одна точка, куда можно было упасть – там, где в океан впадает ручей, пропущенный через примерно метрового диаметра трубу. Вот именно в эту точку на краю дороги привела коллегу его синусоида…

Уже на рысях мы подбежали к ручью, посветили фонарями и увидели тело коллеги аккуратно извитое между здоровыми валунами на дне ручья. Полезли проверять живой ли, не сильно ли поломан, и вынимать… Всхлипывающие матюги успокоили нас по поводу первого и внушили надежду по поводу второго. С третьим помогло то, что падение и холодная вода несколько выбили хмель. Вытащив тело на дорогу, осмотрели его и, бог хранит пьяных, не обнаружили повреждений, несовместимых с жизнью… Доволокли этого деятеля до койки, и только утром выяснили, что палец на руке он все-таки сломал. Днем грузовик увез его вместе с остальными в Славянку, а оттуда – домой, где я за него уже не отвечал…

Да, оказалось, что начальнические 210 надо оплачивать – собственными нервами, за случай тяжелого травматизма или гибели в экспедиции полагалась статья… На Витязе остался с десяток людей, которые приехали именно работать, и до самого конца экспедиции на всякую ерунду я уже не отвлекался.