Блог

Спецконтингент

В Гълъбово мы впервые столкнулись со специфическим племенем «советских специалистов», к которому формально принадлежали и сами. Правда, для нас это был дебют, а там были зубры, которые к тому времени успели проработать в Болгарии по четыре года, до того – пять в Китае, год – в Румынии. Были, кто работал и в Египте. У многих в общей сложности стаж почти непрерывных загранкомандировок перевалил за десяток лет. Люди держались за работу всеми четырьмя лапами – в Союзе по чекам Внешпосылторга они выплачивали за кооперативные квартиры, машины, рояли и черт-те что еще. Причем ничем этим, постоянно находясь за бугром, пользоваться не могли, но продолжали держаться, выплачивать, копить…  Когда после окончания контракта из Гълъбово уезжало одно семейство, они забили большой Икарус фанерными ящиками с добром под крышу, не считая того, что их ждало, выплаченное через «Березку», дома…

Такой быт выработал специфическую психологию, которая в крайнем своем выражении называлась по имени  одного из инженеров-ветеранов - «болезнь М.»: люди крайне скудно питались, почти не покупая мяса и жаря на «масе» - жире вроде маргарина.

Животный белок добывался специфическим способом. Рядом с ТЭЦ Марица-Изток располагался водоем для забора и сброса технологической воды, по-болгарски – язовир. Чтобы он не зарастал, в него запустили рыбу, в основном карпа и сазана. Болгарам ловить там рыбу было строжайше запрещено, и местная милиция за этим бдила. Наших запрет не касался, и они этим пользовались в промышленных масштабах: большинство советских специалистов после работы ставили переметы на 20 – 30 крючков, а на следующий день снимали улов. Многие на этом и жили.

До поры на это смотрели сквозь пальцы, пока не случился совершенно паскудный инцидент. На том же язовире плавала стайка какой-то нелетающей птицы, уточки какие-то… Были они ручные, их подкармливали все, кому не лень. Как-то раз один из наших, будучи под булдой, решил, что нечего пищевому белку даром пропадать, подманил их крошками и расстрелял в упор из своего охотничьего ружья… Все это происходило на глазах у болгар, и единственное, что несколько поправило репутацию советских было то, что случившийся там же еще один наш инженер набил «охотнику» морду прямо на месте…

Наше семейство в такой быт вписаться не смогло – мы, ничего не подозревая, сразу же стали действовать так, что заработали репутацию «деревенских сумасшедших». Все началось с того, что меня засекли в магазине, покупающим коробку шоколадных конфет – мы хотели попробовать все местное, и это было сочтено расточительством и стремлением выделиться (!). Дальше больше – через несколько дней после нашего приезда мне сравнялось 13, и мы по семейной традиции позвали гостей, с кем успели познакомиться и тех, кто знал отца по подольскому заводу. После этого, говоря о нашем семействе, ветераны откровенно крутили пальцем у виска. Картину довершило то, что мои родители подружились с местными молодыми ребятами – Мишо и Петей Ганчевыми (Петя, в данном случае – женское имя)  и их приятелем Гошо. После этого кто-то из советской колонии имел наглость сделать родителям замечание и, конечно,  был послан… Впрочем, радости существовать в таких условиях родителям не доставляло, и через полгода отец, сдав 8-й блок ТЭЦ в эксплуатацию, разорвал контракт, вернулся руководить своей лабораторией в ВТИ и через четыре месяца после возвращения защитил, наконец, свою кандидатскую.

(На снимке Мишо Ганчев, моя мама, Петя Ганчева, мой папа с Сашкой на коленях, я и Гошо. Гълъбово. 1963 г.)

Где мои подарки?!!

Жизнь в Болгарии была первым на моей памяти периодом в истории нашей семьи, когда мы не испытывали проблем с деньгами. Особенно их там, вроде бы и тратить было не на что в этом нашем поселке, разве что наши советские женщины с ума сходили по остродефицитным у нас изделиям из шерсти – только и слышно: мерино,[1] цервуле[2]…

Подспудно действовал фактор, который сейчас трудно понять – в СССР много чего не было, загранкомандировки были редки, и нельзя было не привезти из нее каждому родственнику то, чего иначе бы он никогда не приобрел. У мамы в записной книжке был список ближних и дальних, чтобы никого не забыть и не обидеть… К концу пребывания она стала жаловаться, что во сне ей стали являться родственники, которые замогильными голосами вопрошают: - Где мои подарки! 

За забором

В ту поездку я впервые в жизни увидел хлебные карточки – при мне старик в лавке в Гълъбово сдал бумажки с печатями, заплатил сколько-то левов и стал набивать хлебами переметные сумы, которые висели на его магарче[3]. А нам продавали – за так, советские отоваривались, в основном, в закрытом распределителе. Вот так я немножко пожил «на спецснабжении». Советская колония это принимала как должное, а мы, дружившие с местными, чувствовали неловкость. Отношение к «закрытым распределителям» у меня сформировалось именно тогда, а не дома, где мы сами были «за забором» (с) Жванецкий 

Уроки собственной истории

Тогда в Болгарии я понял, что такое правильное отношение к своей истории. Нас отвезли на Шипку, и мы пешком взобрались по бесконечной лестнице к знаменитому монументу. Но не меньшее впечатление произвели разбросанные вокруг памятники и могилы солдат 35-го Брянского и 36-го Орловского полков – ни пылинки, и понятно – почему. Время от времени к плитам подходил человек с веничком и сметал что-то невидимое глазу…

В Софии я увидел и первый в своей жизни памятник русскому царю – напротив парламента стояла конная статуя царя Александра II, уцелевшая несмотря даже на коммунистический режим… А улицы Софии – сплошь имена генералов русской армии – Гурко, граф Игнатьев, Драгомиров, Скобелев, князь Дондуков. Большинство  из этих фамилий я узнал впервые именно там.

***