Блог

Бонус

9 септември, сиречь сентября, был национальный праздник Болгарии, и интернат при Советской школе, десятка два ребят с 4-го по 8-й класс, в организованном порядке расположился в качестве почетных гостей на ступенях мавзолея Димитрова справа от входа. У дверей мавзолея стояли на карауле гвардейцы в очень красивой национальной форме в барашковых шапках с высоченным пером.

Сентябрь в Софии – это еще жара, я и до конца октября в школу ходил в шортах. Среди зрителей ходили медсестры с санитарскими сумками с красным крестом – кое-кто не выдерживал солнцепека. В какой-то момент вдруг мы увидели, что упал один из ассистентов у знамени парадного батальона чуть левее нас. Тут же сзади выскочил офицер, было видно, как он перекидывает через плечо перевязь, снятую с павшего. Конечно, разнообразие вооружения на этом параде было не особое, зато уж одинаковых танков прошло – наверное, целая дивизия …

Я лично с удовольствием воспользовался сверхплановой привилегией от «нашей командировки» - было приятно сознавать, что мои московские одноклассники сегодня парятся в школе, а я тут совершенно законно прогуливаю.

За фасадом единства

Гуляя в гълъбовском парке, мы с мамой и Сашкой познакомились с мужчиной, который прогуливал свою дочку примерно Сашкиного возраста. Он спросил, русские ли мы, а, когда мы ему ответили, что мы евреи из России, он, почему-то понизив голос, сказал, что они с дочкой – македонцы. Я тогда, честно говоря, и не знал, что такая национальность существует – думал, что это древняя история. Уже потом я узнал о конфликте между Югославией, в которой македонцы имели свою республику, и Болгарией, которая считала македонцев болгарами, а на территорию Республики Македония претендовала. Язык, на котором говорили македонцы, сами они называли македонским, а болгары считали его диалектом болгарского. Языки, на мой вкус, весьма близки, но и национальное самосознание македонцев, отличающих себя от болгар, существовало реально. Поэтому-то, видимо, громко упоминать македонскую национальность в тогдашней Болгарии было несколько рискованно.

Спустя много лет в Болгарии разыгралась кампания по оболгариванию турок, которых там, мягко говоря, не любили. У них стали отнимать их выдающие турецкое происхождение имена и фамилии и заменять на болгарские. Может быть, все бы и сошло тихо, как всякие другие такие затеи в социалистических странах, но, на беду затейникам, большая часть сборной Болгарии по тяжелой атлетике состояла их болгарских турок. Вот и наблюдала мировая спортивная общественность, как чемпион мира Наим Сулейманов сначала становится Наумом Шаламановым, а потом остается на Западе после очередного чемпионата, уезжает в Турцию и превращается в Наима Сулейман-оглу…

Склонность болгарских властей к решительным действиям в национальном вопросе мы успели заметить и во время своего пребывания в Гълъбово. В поселок прикочевал цыганский табор, поселились они все в брошенном доме на центральной улице. Дня через четыре на крыше дома появилась бригада рабочих, которая споро разобрала кровлю, и с нашего третьего этажа было хорошо видно лежащих вповалку в комнатах людей. Волей-неволей цыгане оттуда убрались, а дом бросили, как есть, и больше никто им не занимался…

Важный член делегации

В конце сентября завуч Советской школы мне вдруг сказала, чтобы я получше музыкой занимался. Да, мы в интернате что-то там поигрывали – мама обо мне позаботилась, чтобы я не терял формы, и записала на занятия по фортепьяно. Она считала, что это мне необходимо…У меня на это была своя точка зрения.

Мне объяснили, что предстоит 15-летний юбилей первого Дома пионеров в Болгарии в Сливене, и меня планируют в состав советской делегации в качестве пианиста. Еще сказали, что я буду представлять советскую пианистическую школу и должен соответствовать… Офигеть! Надо знать мой уровень, чтобы оценить дикость его несоответствия поставленной задаче. Если бы я подошел к ситуации разумно, то должен был бы умереть со страху и от бессилия, однако, полная безответственность и легкомыслие помогли с ней справиться. Концерт давать было не нужно, а пьесу Бургмюллера я играл весьма бойко и громко, что для большого зала как раз годилось. Ну, я поиграл пару часиков, а потом, когда почувствовал, что пальцы начинают «забегать», бросил, решив, что излишним усердием можно только испортить дело.

В дорогу, которая должна была занять большую часть дня, нас собирал дядя Володя – повар интерната, о котором я поминал в книге про футбол. Он был из врангелевцев, служил у генерала в штабе и каким-то чудом после войны не попал под депортацию на Родину. Готовил, действительно, отлично и, по-моему, любил нас, интернатовцев. Из интерната в делегацию попали двое, и дядя Володя нам с собой собрал целый таз еды. Автобус заехал сначала за нами на бульвар Христо Смирненски, а уже оттуда – в Советскую школу на Трайчо Костов, где сели ребята, жившие в Софии. Мы с Серегой Канашиным загрузили свой таз в автобус, и когда он выскочил на трассу, стали оттуда потаскивать куски. Особенно хороши были огромные эклеры, которые испек дядя Володя… Наша активность оказалась заразной, и вскоре весь автобус жрал домашние запасы и не мог остановиться.

По дороге в Стара Загоре, где нас решили централизованно еще подкормить, я увидел автобус, на котором было написано «Гълъбово», где была моя семья, и загрустил... Директор, которому кто-то намекнул, что, может, завернем, пусть повидается, тут километров 20, ответил, что не может из-за одного человека менять маршрут. Я ни на что не рассчитывал, а потому перенес отказ относительно легко.

Мы еще и в Сливене по прибытии основательно поужинали  шашлычками, и вот в таком «хорошо упитанном» состоянии отправились в местный дом культуры, где советская делегация должна была внимать, а я, значить (с), услаждать слух образцом «советской пианистической школы». И ничего, знаете ли, ни разу не ошибся, сбацал этого несчастного Бургмюллера, получил порцию аплодисментов, даже, помнится, поклонился публике… Парни из местного джаза за кулисами руку пожали, сказали, что – класс… Я лично отношение сливенской аудитории к моему исполнительскому мастерству могу объяснить только безграничной любовью болгарского народа к России. Надеюсь, кто-нибудь из настоящих советских пианистов добрался до Сливена и внес ясность по поводу уровня нашей пианистической школы…

На обратном пути автобус, петляя по Плодиву, провалился передним колесом в яму. Я очень надеялся, что процесс вытаскивания займет достаточно много времени, тогда мы приедем в Софию поздно, и можно будет прогулять и понедельник, но, на беду, тут же понабежала толпа помощников, и автобус на домкрате вытащили. В интернат мы попали как раз к отбою, и никаких оснований сачковать назавтра, к сожалению, не нашлось.

За свой блестящий перформанс в Сливене я удостоился официальной благодарности за участие в концерте и неофициального замечания от директора за неправильное поведение в поездке в составе советской делегации – засмеялся в какой-то ответственный момент…

Забытый капкан

В интернате в гостиной стоял графин. Когда-то, еще в первые дни по приезде в нем растворили таблеток пять или шесть пургена, об этом знали все, и никто его, естественно, не трогал. А потом в конце сентября вдруг приехали двое наших инженеров из Пловдива – завезли посылку кому-то из ребят, и, сильно вспотев от беготни по Софии, налили из графина и выпили по стакану, прежде чем их кто-нибудь успел остановить.

Доподлинно мы так и не узнали, как они там до своего Пловдива доехали…

Психическая атака

Под самый Новый 64-й год мы вернулись в СССР. Первым делом я отправился к школьным друзьям Мишке и Вовке, и мы, посидев дома, отправились гулять по району. Бог знает, что нас понесло в  соседний 76-м квартал, а там мы налетели на деревенских - полсела Хорошево еще сохранялось...

Ничего особенного, просто у пацанов, которые были на вид года на два-три постарше нас, кулаки чесались. Почему-то Вовка им не понравился, и «конкретные претензии» предъявляли ему, уже хватая за грудки. Я как-то выпал из поля зрения шпаны, хотя был весь в импортном и, вообще-то, из московской толпы выделялся… Видя, что Вовку сейчас просто буду бить, я обратился к хулиганью с речью на болгарском, которым овладел за полгода довольно прилично, о том, что советские товарищи ведут себя странно, и настоящие пионеры так поступать не должны. Ребятки офанарели – я таких тупых ничего непонимающих харь и  потом встречал немного – и поинтересовались у  Мишки: - А он хто?

Мишка с воодушевлением им объяснил, что я болгарский пионер, присланный по обмену… Один из пацанов ухватил меня за брючину и произнес: - Импортные!

Видимо, это окончательно убедило агрессоров, что все – правда, и лучше с нами не связываться, и они отвалили, постоянно оглядываясь на ходу…

***