Трошка
Мой дядя самых честных правил,
Когда не в шутку занемог,
Мне свой дневник велел отправить
И лучше выдумать не мог.
Его записки предо мною,
Я ими поделись с тобою,
Ведь принято с недавних пор
Нести из избы старый сор.
Но верю, хочешь ты, читатель,
Узнать, кто автор дневника.
Я умолчу о нем пока –
Он не поэт и не писатель,
А просто честный человек,
В тюрьме окончивший свой век.
Читатель! - начинает дядя, -
Я расскажу тебе о том,
Как, смело в даль науки глядя,
Добыли славу мы трудом.
В те годы даже академик
Доклады делал не для денег,
А каждый младший лаборант
Клал под подушку фолиант.
Тогда кричать о правде смели,
Тогда гибридные скоты
Затмить свет нашей правоты
И не могли, и не умели,
И против горсточки лжецов
Тогда боролся сам Кольцов.
Да, были люди в наше время!
Не вы! Богатыри! Не вы!
Ведь неспособно ваше племя
Назвать осла ослом, как мы.
А мы боролись ведь в те годы,
Когда умолкнул глас свободы
И разгромленный ныне культ
Покуда не пресек инсульт.
Пусть было трудно нам порою,
Но мы вперед без страха шли
И счастье верное нашли
Меж валидолом и тюрьмою.
Но заболтались мы с тобой,
А нас ведь ждет еще герой.
Итак, приступим мы к герою,
Позволь мне муза так назвать
Того, кто думает спиною,
Чтоб только хуже не сказать.
Звался герой Трофим Лысенко,
С душой безликой, словно стенка,
Он был великий агроном,
То есть болтал о том, о сем.
Он к нам привез из-под Полтавы
Свои гибридные кусты,
Честолюбивые мечты,
Желанье дарвиновской славы,
В мозгу зияющую брешь
И в шевелюре черной плешь.
Таким он встал под сень ВАСХНИЛа[2].
Зачем он выбрал сей удел?
Возможно, что его пленила
Иначе понятая «Л».
Как бы там ни было за дело
Он взялся яростно и смело –
Пускай погибну я, но вам
Калечить Дарвина не дам!
Он, в общем, ген от хромосомы
Довольно смутно отличал,
Но все ж на всех углах кричал:
- Все это ложь, пигмеи, гномы,
Ваш Мендель – идиот, а вы
Позор для матушки Москвы!
Никто не слушает Трофима,
И оскорбленная душа,
Желаньем гласности томима,
Плетет интриги не спеша.
Он убеждает Джугашвили,
Что дважды два – это четыре,
Проверил вождь – и вправду так,
Ну, думает, Трофим – мастак!
Продвинул Трошку в президенты –
Он превратит ВАСХНИЛ в ВАСХНИС,
А чтобы в деле он не скис,
Пусть в помощь он берет Презента[3].
Вот так в те давние года
Над подлецом взошла звезда.
За сим записки обрывались –
То ли утерян был конец,
То ли о творчестве дознались
И прекратили наконец.
Судьба несчастного поэта
Затем оборвалася где-то
Во глубине сибирских руд –
Не воспитал беднягу труд.
А что касается героя,
Он жил себе, забот не знал,
Никто уже не возражал,
Все только бегали толпою
И поднимали «на ура!»
Владельца скотного двора.
А годы мчались чередою,
Менялись люди и чины,
И только нашему герою
Не дали понизу спины.
И вдруг, о чудо! Слухи, толки,
И мы читаем в «Комсомолке»,
Что наш прославленный герой,
Выходит, вроде как плохой.
Прорвалась давняя обида –
Опять, как 20 лет назад
Про гены пишут и кричат.
Победа – код нуклеотидов!
А сколько было бы побед,
Когда б не эти 20 лет…
