«Стандарты» после скандала с санкт-петербургским гербом прихлопнули. Для заполнения духовной пустоты я стал искать литературу по геральдике и вскоре с удивлением обнаружил, что в магазине «Международная книга» на Горького рядом с Моссоветом в отделе чехословацкой книги периодически появляются отличные книги по местной геральдике. Вот и пригодилось мне знание чешского с такого неожиданного боку. Чувствовалось, что геральдика в Чехии представляет собой часть национальной традиции и культуры – первые гербы в Богемии относятся к XII веку, монархические и религиозные изображения никого не пугают, а регистрацией городских гербов занимается специальное подразделение Министерства внутренних дел. В стране периодически выходили сводные альбомы гербов по краям современного территориального деления. Насколько я помню, главным протагонистом этой затеи был Иржи Лоуда, а первой приобретенной мною книгой были «Гербы Среднечешского края». Помимо общей части, в которой неизменно излагались основные законы геральдического художества и некоторые исторические сведения об истории его возникновения, особенная часть содержала историческую и социологическую справку на каждый город, местыс или весь – когда основан, когда приобрел право печатать зеленым или красным воском, когда приобрел магдебургское, иглавское, королевское или королевское горное право, основные достопримечательности и численность населения. Главное же для меня было в огромных вкладках, на которых все эти гербы были воспроизведены в цвете. Меня совершенно умилило, что герб, печать цветным воском и прочие привилегии наличествовали у мельчайших населенных пунктов – в самом маленьком, помнится, числилось 28 жителей.

Вслед за первой книгой, я разжился и другими подобными, а особенно повезло, когда в поездке с женой в Прагу удалось купить учебник Зенгера «Чешская геральдика». Там была все подробная история и теория вопроса, а также гербы панские, земельные и церковные. Гербы королевских городов определялись без труда – почти без всякого разнообразия в них изображался чешский двухвостый лев, а у городов с магдебургским правом – чаще всего городская стена с воротами… Глядя на все это геральдическое великолепие, у меня возник мучительный вопрос: почему им можно, а нам нельзя? Неужели только потому, что у них процесс отрицания старого строя не был сопряжен с такими жестокостями, в том числе и совершенно ритуальными.

А через некоторое время случилось сенсационное событие: в клубе фалеристов я сначала услышал слухи о появлении подобной советской книги, а потом и увидел ее. Она была чудо, как хороша – эта книга Сперансова «Земельные гербы России XII - XIX вв.». С той «наценкой», за которую ее теоретически можно было купить в клубе (вдвое), у меня никаких надежд не было… И тут случилось одно из маленьких чудес в жизни - вдруг позвонила университетская подруга, с которой не виделся к тому времени, наверное, пару лет, и спросила, продолжаю ли я интересоваться геральдикой, потому что у нее в Институте гематологии в разъездном книжном киоске есть какая-то шикарно изданная книга про это… Я, конечно, завопил, чтобы брала, а сам лихорадочно соображал, где раздобыть те астрономические деньги, которые книжка стоила – чуть ли не 25 рублей – четверть моей тогдашней зарплаты. У кого занял – не помню, но дня через два мне книжку передали, и я предался ее скрупулезнейшему изучению. Надо сказать, по тем временам издание, действительно было роскошным – на глянцевой бумаге, с многоцветной печатью, почти без ошибок (помню, только в гербе Петрозаводска полосы съехали со своего места). Содержание же несколько разочаровало – законы геральдического искусства мне уже были известны из чешских источников, а история российской земельной геральдики и трактовка символики ее гербов оказалась изложенной довольно прямолинейно и, как выяснилось впоследствии, основательно идеологизированно.

Параллельно с добыванием и изучением литературы я гонялся за последними раритетными «стандартами» - и запрещенными С.-Петербургом с Канадеем, и якобы не существующим Угличем, и «неправильными» Куйбышевом и «Судогой» (вместо Судогды) – и, в конце концов, все добыл, не хватало только полулегендарных Владивостока и Мосальска, но это тогда казалось неосуществимым. За утратой основной задачи – стандартов – пришлось переключиться на выходящие новые серии – маленькие кругленькие не очень высокого качества значки «Золотое кольцо», «Северное ожерелье», «Древний герб», среди которых, между прочим, появлялись и такие, которых не успели выпустить в ЭТПК. Коллекция потихоньку приобретала уже довольно громоздкий характер – поначалу все умещалось на холстине, которую мы с Танькой разместили над диваном, но с развитием успеха холст постепенно перестал быть виден за значками. Очень долго не удавалось ни достать ничего такого, что годилось бы для такой коллекции, ни материала, чтобы сделать самому. Колоссальной удачей было получение в подарок на день рождения большого альбома со страницами из тонкого поролона, но надолго не хватило и его. Повезло и в командировке в Питер – там в Детском мире на Литейном я вдруг увидел маленькие коллекционные альбомы с вытисненным на обложке названием «Юный фалерист» - купил сразу три штуки, а потом, когда емкости исчерпывались, просил питерских друзей или едущих в «культурную столицу» коллег приобрести еще. Почему-то эти альбомы продавались только там – вероятно, считалось, что юные фалеристы водятся только на болотах.

Новые альбомы потребовались, когда 76-м неожиданно возобновили серию «квадратов». Как-то раз в очередное посещение Дома книги на Новом Арбате я подошел к прилавку отдела значков – проверить новые поступления, хотя уже года три, как никаких новинок не было, и, о радость, обнаружил новые значки, выполненные в знакомо формате! Правда, присмотревшись, я понял, что это – «квадраты», что тоже стало новостью – раньше они только повторяли «стандарты», а теперь это были оригинальные знаки, которых ЭТПК не выпускал – первым из них стал Пирятин Полтавской губернии. Поначалу инициаторы возобновления серии были предельно осторожны в выборе изображений, и вышедших знаках были самые невинные образы – все больше сельскохозяйственная скотина, обильно представленная в гербах новоросских городов. Постепенно стала просматриваться и старая традиция выпускать гербы по губерниям и областям, заполняя по возможности пробелы, оставшиеся при выпуске «стандартов». Этот поток «квадратов» принес знаки из ранее не выпускавшихся губерний, в том числе западных, и тут и некое вольнодумство стало проглядывать – в гербах Виленской губернии (Дисна и другие) у «погони литовской» на щите у всадника отчетливо просматривался шестиконечный крест. Некоторое время это маленькое счастье продолжалось, но тут на горизонте замаячила Московская Олимпиада-80, и уже, если память мне не изменяет, в 79-м гербы снова прихлопнули, причем везде, где их только клепали, и перешли исключительно на Мишек и прочую ерунду, весьма, надо сказать, примитивного замысла и качества. Всего в моем списке этого «рецидива» геральдической лихорадки – 64 герба, закончившиеся Верхнеуральском Оренбургской губернии.

Потом начался период, когда я от коллекционирования практически отошел – в 81-м защищал кандидатскую, в 83-м родилась дочка, новые гербы появлялись только в «цеховом», подпольном исполнении с такими ценами, что я запретил себе и думать их собирать, и на сборища фалеристов несколько лет не ходил. Все изменилось с перестройкой, ускорением и гласностью - по крайней мере, для советских геральдистов они оправдала себя полностью – все, о чем мы могли только мечтать или добывать из-под полы у цеховиков, вдруг оказалось доступно во все возрастающем объеме, настолько, что вопрос встал уже не о том, где раздобывать значок, а в том, где набрать на все это денег.

Возобновился выпуск «стандартов ЭТПК», причем в качестве, существенно превосходящем блаженной памяти времена своего возникновения. Сборища фалеристов под крышей кинотеатра «Енисей», в каком-то автоНИИ у Автозаводской стали массовыми, а потом я прознал и про Химкинский «Родник», куда геральдисты в своей основной массе и откочевали под крыло Кости Моченова и его семейства. Настали новые времена – не нужно было мокнуть, мерзнуть и бояться налета милиции, можно было просто пройти в вестибюль дома культуры «Родина», подойти к прилавку гардероба и выкупить значки по абонементу, а потом гулять по рядам столов с выложенным обменным фондом коллег – еще с клуба завода Войтовича я выделил для себя две категории – «сидельцев» и «хожалых». В основном, серьезные богатые геральдисты предпочитали амплуа сидельцев, раскладывая свои ресурсы на листах фанеры, иногда в пару квадратных метров, у них, рядом с альбомами с обменными раритетами, кучнились толпы жаждущих. Впрочем, нередко встречались случаи, когда выложенные на прилавок раритеты обменивать или продавать не соглашались ни на каких условиях – похоже, просто «вывозили свою коллекцию в свет» - похвастаться. У меня ни ресурсов, ни терпения, чтобы сидеть сиднем не было, и я рассекал по просторам клуба в поисках интересующего, к тому времени основные серии, которыми я решил себя ограничить, чтобы не разорить семью, у меня были «закрыты» - то есть, все «положенное» лежало в альбомах, и я гонялся за последними «неположенными», уже позволяя себе привередничать и торговаться, периодически – с успехом. Вот так я выловил таки «стандартный», но нелегальный Владивосток (штамп ЭТПК у него на оборотной стороне наличествовал, но качество был ниже, чем посредственное, даже хуже, чем на явно самопальных знаках с таким же штампом, так что, вероятно, это тоже творчество инициативных товарищей, где-то раздобывших или сымитировавших казенное клеймо). Вот так, каждую вторую и четвертую субботу каждого месяца я в Химки и мотался. С одной из таких поездок связан анекдотический случай, который я отдельно поместил в «Бреды и анекдоты», но воспроизведу и здесь.

Дело было весной, я вернулся из очередной поездки в клуб, выложил на журнальный столик походный альбом с обменным фондом и свежей добычей, собираясь, уже спокойно и сидя, ее рассмотреть и перенести на постоянное место в альбомы. А пока отошел переодеться в домашнее. Вернулся я в комнату минут через десять и застал совершенно фантастическую картину. Наш кот Шарик, стоя задними лапами в кресле, передними и мордой переворачивал страницы альбома со значками – было полное впечатление, что он проникся хобби своего хозяина и теперь знакомится с новыми приобретениями. Сначала я просто оторопел, но потом природный скептицизм все-таки взял верх – чудес не бывает, что-то тут не так… Черт! Ну, конечно же! На обратном пути я по приказу жены заехал на ВДНХ в павильон сельского хозяйства и купил там дочке Машке, маявшейся простудами, набор трав, которые ей прописали. Ну, конечно, там же валериана!

Вслед за значками «новой волны» появилось и то, на что я уж никак не рассчитывал - первая советская геральдическая периодика. Чуть ли не в первом же номере появилась и интереснейшая статья доктора исторических наук Соболевой, которую я уже знал по серьезной книжке «Российская городская и областная геральдика XVIII-XIX вв.», вышедшей за несколько лет до того. Вот у нее я и прочитал о своеобразном, бюрократическом характере русской земельной геральдики. По естественным причинам Россия не знала периода «живой геральдики», когда неразличимого в броне рыцаря опознавали по характерному изображению на щите, и сразу вступила в эпоху геральдики «бумажной», когда гербовые знаки, оторвавшись от своей первоначальной функции, стали атрибутом правовым – символом прав и свобод. Однако, и это в российских условиях оказалось искаженным. Как раз тогда, когда в Европе города отвоевывали у сюзеренов разные права и свободы, что и удостоверялось гербом, которым они опечатывали свои документы, принятые самостоятельно, независимо от верховного правителя, у нас шла консолидация державы, которая эти самые свободы и права жестоко искореняла даже там, где они существовали давно и укоренились, как в Пскове и Новгороде Великом.

На столетия геральдика в России приобрела чисто декоративную функцию – земельные знаки (при желании их можно считать гербами, что и делают многие авторы), никакой правовой нагрузки не несли, и верховная власть ленилась их регулировать или хотя бы законодательно утверждать – они лишь служили вящей славе императора – демонстрировали огромность его державы. Вот и получилось, что, когда Петр I, завез из Европы и стал широко внедрять геральдику вместе с прочими изысками и диковинами, употребляли ее вне связи с историческим смыслом и назначением. Дворянство получило новую красивую цацку, которая нисколько не прибавила им прав – только поводов для спеси, а отношения с сувереном как были отношениями хозяина и холопа, так и остались. И делалось это, как и всякие реформы, производимые в России сверху, бюрократически и тупо – Петр Алексеевич, похоже, где-то разжился книжкой «Символы и емблемата» и разверстал приведенные там картинки по своим городам, не особо заботясь о том, насколько они «соответствуют действительным обстоятельствам». Специалистов по геральдике не было, завезли графа Санти, тот тоже был не бог весть, да еще и впутался в какие-то дворцовые интриги и сел… Порядку же в российской геральдике не было, как и во всем прочем.

Забавный казус случился вследствие того, что геральдической теории тут не знал никто. При раздаче гербов Москве достался Георгий Победоносец. Соболева считает, что таким образом возвысили и облагородили изображение с московской копейки – всадник с копьем (вариант – саблей), откуда собственно и слова «копейка» и вышедшая из оборота «сабляница». И хотя на таких изображениях было ясно написано «гдарь (государь) на коне», его твердой рукой произвели в святые… Вот тут и случалось засада – в иконописной традиции изображение святого Георгия обращали в правую от зрителя сторону, и в гербе такую ориентацию повторили. Ясно, что тот кто это сделал, учебников по геральдике не читал, потому что в любом из них на первых же страницах упоминается об одном из основных правил геральдического художества – обороте изображений людей и животных в геральдически правую сторону (левую от зрителя). Объяснение этого нехитрое и изящное – герб располагался на щите, который носили на левой руке, тогда, чтобы изображение в бою было обращено к противнику, а не драпало, его и надо было повернуть именно таким образом. Вот и получился у Москвы armoir extraordinnaire – «герб чрезвычайный», в основном, безграмотностью его составителя. Только в 1856 году наводивший немецкий порядочек в российской геральдике барон Кёне этот «гаф» устранил в губернском гербе, а в 1883-м и в городском. Забавно, что при восстановлении московского герба в новейшие времена выбран был, конечно, неправильный…

Надо отметить, что российская геральдика, продолжая свою логическую линию, обогатила мировую совершенно специфической чертой. Когда Екатерина Великая замыслила на западный манер устраивать местное самоуправление и решила ввести Городовое уложение, городам в массовом порядке стали высочайше даровать гербы. Какова была затея с Уложением, такие и гербы получились: верхняя часть гербов уездных и заштатных городов – «почетное»  место, оказалось занята губернским гербом. Собственно, всерьез это стало единственным результатом екатерининской городовой реформы. Мысль о полном вертикальном подчинении, а не городских правах, в гербах была выражена с предельной ясностью. Очень длительные дебаты, занявшие период с конца XVIII по конец XIX века, когда специалисты тщетно взывали к высшей власти, что в гербе города его собственный символ не может занимать второстепенное положение, привели-таки к реформе, но тоже на наш лад – очевидную несообразность устранили, но не совсем, а для того ввели специфическое российское изобретение – «вольную часть». Вроде как губернский (а в ряде западный губерний, в т.ч. Витебской и Подольской - имперский) герб из верхней части гербов устранили, но не полностью, а уменьшили и сместили в квадратик в одном из верхних углов щита. Так что, вроде бы, и правила соблюдены, и никому в голову не придет забываться… Это в Европе городской герб – символ прав горожан, у нас – символ подчинения. Лозунг общества геральдистов «Каждому городу – герб!», конечно, хорош, но, в основном, для этих самых геральдистов и коллекционеров соответствующей продукции. Чем дальше, тем больше прихожу к выводу, что этот, безусловно, красивый символ важен, только когда является приложением к истинным городовым правам и самоуправлению, хотя бы в объеме магдебургских.

(Окончание следует)

Предыдущая часть

Следующая часть