На Котор обрушилась буря… Стоило уезжать из Москвы, чтобы нарваться на точно такое же удовольствие здесь, на берегу Адриатического моря… Из Москвы я уезжал с мыслью, что все эти погодные катаклизмы остаются в родном северном краю, а там, куда я направляюсь, проблема будет только в том, чтобы не перегреться. Действительно, первые дни донимала духота, и только кондиционеры дома и на работе позволяли примириться с окружающей действительностью, ну, и, само собой, купание. А вот когда дело уже совсем дошло до начала экспериментов, началось… Ночью была гроза, и я сквозь сон подумал, что это ничего – прогремело, и на этом все. Ан нет, с утра полило снова, в небольшой просвет я успел проскочить в ресторацию – позавтракать, потом рванул на работу, но метрах в 300 от нее 
был остановлен бурей. Ветер и дождь рвали пальмы, а заодно и меня. К счастью, в нескольких метрах от меня от дороги подвернулось открытое кафе, куда я и залез – переждать., Угостив страдающего от климата и потери клиентуры хозяина сигаретой «Ява», я мог только наблюдать, как ветер рвет на части красный флажок на мачте, означающий, что купание запрещено. Пиратский флаг, поднятый над кафе, оказался покрепче…
В следующий просвет в грозе и ливне я все ж таки добежал до института, даже не совсем промокший, а вот так перед нами во весь рост встала печальная истина: с опытами придется подождать, потому что волнение и опреснение, несомненно, вытряхнули из морских ежей все зрелые яйцеклетки, а, что не вытряхнули, повредили, и теперь все устаканится только дня через три-четыре. А раз такое дело, я присоединился к Ивице, которому надо было наутро отправляться в столицу Црной Горы – Подгорицу.
С этой Подгорицей все непросто. Столицей она вместо Цетинье стала во времена титовской Югославии, а по такому случаю была переименована в Титоград. Когда социализм с лицом Иосипа Броз здесь рассосался, городу вернули старое имя, но, как выяснилось нынче, теоретически лишили столичного статуса. Я и не знал, но хотя президент и все высшие органы государственной власти Черногории располагаются в Подгорице, официальной столицей снова провозглашен Цетинье – древняя столица страны, куда после соответствующего строительства все государственное хозяйство и должно перебраться.
Дорога от Будвы резко набирает высоту, и с некоторых ее участков будешь, скорее, не падать, а лететь… Кое-где мы въезжали прямо в облака, что придавало особую пикантность движению по горному серпантину, особенно, если учесть, что дорога «туда», шла не только в гору, но и по внешней, той, что со стороны обрыва, стороне. Перед самой Подгорицей нормальная дорога заканчивается, и начинаешь чувствовать себя наполовину в России – въезд в столицу ремонтируют, а потому ее гостей сворачивают на невообразимый проселок, покрытый следами асфальта, которых лучше бы не было. По правде говоря, Подгорице больше походит название Титоград, когда город, вероятно, по большей части и строился. Я в этом убедился, когда, попив посредственного кофе в мегамоле у въезда в город, двинулся его осматривать. Кстати, именно в Югославии я в свое время избавился от магазинофобии – там в 89-м я впервые в жизни увидел магазины с таким невероятным ассортиментом и с таким отсутствием очередей.
Теперь тутошние магазины от наших не отличаются ничем. Поскольку я, ну абсолютно, не имел представления о том, что в этом городе стоит посмотреть, прослонявшись по нему стохастически с полчаса, я целеустремился в поисках карты города и какого-нибудь путеводителя. Это оказалось совсем непросто – в многочисленных газетных киосках торговали всякой ерундой, но ничего из того, что требовалось мне, там не было, а продавщицы советовали поискать «кньижару» - сиречь книжный магазин.
Совет, как оказалось, был хорош, только вот найти этот очаг культуры оказалось непросто – на центральных улицах встречались во множестве всякие бутики, а вот «кньижары» - ни одной. В конце концов, на какой-то улочке потише я нужную вывеску углядел, рванул к ней, пришлось спуститься в подвал, а там я сначала подумал, что не туда попал – в поле зрения не оказалось ни одной книги – только школьные тетрадки, ручки и прочая дребедень. И только допрос продавщицы с пристрастием позволил найти среди всей этой ерунды карту города.
Оказалось, однако, что проблемы досуга это практически не решает – на карте не удалось найти никаких значков достопримечательностей... Из вредности и от нечего делать я исследовал карту повнимательнее и нашел, что искал – дворец короля Николы I, памятник которому я обнаружил на главной улице Светог Петра Цетиньског вторым – первым был, к моему удивлению, памятник Пушкину и, надо полагать, Наталье Николавне… СанСергеич, надо сказать, выполнен практически в натуральную величину, и в качестве памятника смотрится несколько недомерком…
Расстояния в этом столичном городе измеряются больше сотнями метров, а не километрами или, тем более десятками километров, а потому, даже двигаясь на ощупь в незнакомом городе, я до этого дворца дотопал минут за десять. О том, что я на правильном пути, свидетельствовал вензель «Н I» на ограде парка, с которым соседствует огромный котлован под строительство американского консульства со строгой табличкой «Фотографировать запрещено!».
Цар Никола I Негош был просветителем, скромным в быту, чему соответствует и маленький двухэтажный дом, называемый его дворцом. Впрочем, во времена, когда он строился, на общем фоне это, наверное, выглядело достаточно величественно. Внутри (я всегда больше всего интересуюсь – а что внутри?) была американская выставка живой писи уровня, примерно, того, что был у моего сына, когда ему сравнялось года три, попросту – каракули…
Решив, что смотреть в столице Черногории на американские претензии на искусство, значит – тратить время не по назначению, а поворотил оттуда оглобли, и отправился по парку, который оказался соразмерен дворцу, то есть невелик. А за его оградой громоздилось здание республиканской больницы, цветом напомнившее мне старый московский крематорий, что на Донском… Времени у меня было предостаточно, и я решил посмотреть, что за храм Воскресенья и «црква» обозначены на плане по соседству.
Чуть поплутав в улочках, я оказался на Бульваре Джорджа Вашингтона, по которому минут за пять дотопал до местного очага обскурантизма и поповщины – действительно, посреди большой, загаженной набросанными стройматериалами, площадки перед храмом гужевалась стая попов – ражих молодых парней… Судя по ним, за будущее черногорского православия можно пока не беспокоиться. То, что я увидел еще издалека, по-видимому, кафедральный собор.
Из других рассадников православия я в Подгорице увидел только махонькую церквушку прямо за забором этого здоровенного храма Воскресенья. Конечно, тут попахивает гигантоманией, но все же мне это творчество показалось достаточно своеобразным, чтобы претендовать на нечто большее, чем быть просто культовым сооружением. Немножко отдает Церетели, но, может быть, потому что окрашено местным колоритом, не вызывает такого отторжения.
Оставшееся время я провел в местном пафосном кафе «Gossip», о чем предупреждает сообщение о дресс-коде. Кофе, как раз, оказался там совсем неплох, только тут почему-то не принято предварительно согревать чашку, а это существенно сказывается на удовольствии от процесса его поглощения. Развлек меня и лист бумаги, которым сервировали стол – там оказалась тематическая подборка из разных классиков на тему слухов и сплетен. Не могу не привести несколько понравившихся: - Наша история, в основном – сплетня. Оскар Уайльд. – Покажите мне того, кто никогда не сплетничал, и я покажу вам того, кому люди вообще не интересны. Барбара Уолтерс. – В мире ужасно много слухов, а самое страшное, что половина из них – правда. Уинстон Черчилль.
За чтением этого текста, изложенного на сербском и на английском, я провел оставшееся у меня небольшое время, и пора было двигать обратно в Котор. По пути мы остановились в придорожной забегаловке, и водитель выпил «Джека Дэниэлса», потому что он так привык, а я, вследствие осознания этого факта, – в порядке анестезии. Добраться до дому это нам не помешало, а, может быть и помогло…
