Книга. Часть 28 Посмотрите вперед!

Обработав материалы экспедиции, я пустился в авантюру – подруга-сотрудница принесла информацию, что профсоюз работников науки и высшей школы организует турпоездку по Польше и Чехословакии, и есть шанс в нее проникнуть. К Праге я питал особые чувства, потому что там жил мой школьный приятель Пепик, а сам город казался просто родным после многократного перечитывания «Бравого солдата Швейка».

Я скептически к возможности туда попасть – прикомандированный, кто мне в Институте подпишет характеристику… Однако, процесс пошел, и вдруг оказалось, что уже надо вносить деньги за путевки. А еще назанимать денег «на обмен» - советские люди за границу ездили не только исторические памятники и красоты природы рассматривать, но и закупать совершенно невозможные в простых советских магазинах вещи.

С финансовой помощью родителей все предотъездные проблемы удалось решить, и я вместе с группой московских научников погрузился в поезд. Во Львов, мы прибыли на ночь глядя, и города посмотреть не удалось. Утром ни свет, ни заря нас разбудили и погрузили в автобус, на котором потом пропутешествовали две недели по двум странам. Эти ранние подбудки, сплошь и рядом совершенно неоправданные, преследовали нас всю дорогу. С другой стороны, на погранпереходе Мостиска мы проторчали столько времени, что в Пшемысль въехали уже в темноте, и я едва разглядел очертания этого города с удивительной судьбой в ХХ веке, о которой я так или иначе много раз слышал или читал.

В Первую мировую взятие Перемышля (так город именовали на русский лад) в 1915 году у австро-венгров было одним из немногих успехов русской армии. Правда, спустя несколько месяцев Центральные Державы (Австро-Венгрия и Германия) отбили крепость. Удивительно, но и во Вторую мировую город вошел в историю очень похожим образом: 22 июня 41-го немцы ворвались из своего Засанья (части города за рекой Сан) в восточный Перемышль, занятый при разделе Польши советскими, а уже на следующий день Красная Армия перешла здесь в наступление, выбила гитлеровцев и перешла границу. И тоже очень вскоре город пришлось оставить из-за угрозы окружения. Я в детстве, вообще, долго путался и не мог понять, где этот Перемышль находится, пока не разобрался, что их в русской истории – два, один в Польше, другой – в Калужской губернии…

В Люблин, который у нас числился в списке городов, подлежащих осмотру, мы попали ночью и тоже практически ничего не увидели, зато услышали вполне матерную реакцию поддатого аборигена на нашу русскую речь. Этот эпизод положил начало моим наблюдениям, которые показали, что по мере движения по Польше с востока на запад уменьшалось количество попадающихся на улицах пьяных. В Варшаве – всего двое (об одном из них – несколько слов ниже), а в Кракове и Вроцлаве – уже нет. На улицах Праги, а потом, при движении на восток, в Брно – пьяных на улицах не было совсем, хотя пиво там, известное дело, лилось рекой. Первый валяющийся появился в Прешове – это уже Словакия, а в Кошице, совсем недалеко от советской границы – довольно заметное количество. Вот такая меридиональная зависимость…

Наконец, мы добрались до Варшавы, в которой нам предстояло провести несколько дней и, соответственно, было время оглядеться. Однако, утро началось с проблемы: в номере старой варшавской гостинице, в который поселили большинство мужчин группы, гигиенические услуги ограничивались рукомойником в углу комнаты, устроенным очень странно. Кран едва выступал за кран раковины, и, чтобы намочить руку, надо было вертикально прижимать ладонь к раковине. Коллектив научных работников ломал голову над тем, кто придумал такое идиотское устройство, пока кто-то из знакомых по худлитературе с бытом и нравами старой Европы не сообразил, что раковину надобно заткнуть пробкой, заполнить водой, а потом плескаться в ней с мылом. Никто так поступать не стал, все предпочитали мучиться то время, что мы провели в Варшаве.

Нас провезли по всем варшавским красотам, которых в несчастном городе, подвергшемся скрупулезному уничтожению несколько раз за одну только Вторую Мировую, осталось немного. И то, как было восстановлено практически срытое Старе Място – аутентично, строго по каким-то чудом сохранившимся старым снимкам и чертежам, вызывало у меня восхищение и преклонение. Поверить, что выглядящая старой площадь собрана по кирпичику из развалин, очень трудно, но, как она выглядела после войны, хорошо известно…

Сейчас, по прошествии 46 лет, трудно вспомнить, что нам говорили на экскурсиях, тем более, что нас не очень ими перегружали, поэтому ограничусь, в основном, впечатлениями, которые тогда были новыми, казались существенными и потому запомнились.

Уже в первый день нас отпустили на вольный выпас, но потребовали, чтобы мы передвигались, минимум, по двое. И мы отправились шататься по центру города, который преподнес простым советским мэнээсам немало интересного. Почему-то мне, тогда еще не видевшему натурального Парижа, показалось и подумалось, что это такая восточная версия столицы французской. Какой-то необычный вольный (?) дух витал над столицей Жечи Посполитей, дух независимости и своеобычности.

В первую очередь – это отношение в истории, из которой в современность было перетащено все, что возможно в условиях партконтроля. Во всех киосках Рух, в которых на остановках трамвая продавались билетики, в каждом городе можно было купить значок с гербом этого города королевских времен. В самом центре Варшавы располагался Пляц Унии Любельской, а вот Унии Крэвской – не обнаружилось… Возможно (:)), дело в том, что Люблинская уния была заключена в 1569-м поляками с Литвой с позиции старшего партнера и уничтожила остатки литовской самостоятельности. А вот Кревскую унию, заключенную намного раньше – в 1385-м, и которая была первой в истории литовско-польского государства, продиктовал полякам Великий князь литовский Ягайла, ставший после этого еще и королем польским и основателем династии Ягеллонов. В витрине книжного магазина была замечена и историческая карта Польши od morza do morza.

Детская организация и при коммунистическом режиме продолжала называться харцерской и носить старую форму с конфедератками, сохраняя по сути традиции скаутского движения. И настоящий культ Шопена.

Польша так и не приняла коллективизации сельского хозяйства, в этом я лично много позже убедился, когда увидел эту страну с воздуха – бесчисленное количество узеньких полосок наделов польских крестьян-единоличников. И частная торговля - при всей моей нелюбви к торговым точкам семьей на меня была возложена обязанность купить хрустальную вазу в подарок репетитору, который готовил к поступлению в институт моего уже доросшего до этого братца. Помнится, руководители поездки специально завезли нас в местечко, где сосредоточилась куча частных (!) лавочек, торговавших чем угодно. Нужную мне штуку нашел почти мгновенно и с облегчением вздохнул.

То, что в СССР считалось фарцовкой и, начиная с какого-то уровня, сурово каралось, в Польше существовало практически легально. По центральной улице города Маршалковской пройти было невозможно, чтобы не возник какой-нибудь настойчивый персонаж, который предлагал купить у тебя рубли, советские часы или, наоборот, продать тебе доллары или злотые по своему черному курсу (это если ты набрался смелости тащить через границу сверхнормативные рубли, а обратно – сверхнормативное барахло). По-русски лопотали не хуже, чем западные украинцы, а то и получше… Как-то раз, когда эти коммерсанты уже надоели, я взял и ответил по-сербски, ну, вроде я из такой страны, что не нуждаюсь в их услугах, и тут же получил ответ на том же языке – по уровню не хуже моего… Тогда я стал экспериментировать, отвечая последовательно на всех языках, которые знал, и всякий раз получал адекватный ответ, к тому же я имел возможность убедиться, что фарца с Маршалковской говорит еще на множестве языков, на которых я – ни слова…

И вдруг – красный флаг над домом. Подойдя поближе, увидел – комитет ПОРП , а флаг в данном случае не государственный, а коммунистический, партийный…

Помимо красот Старого Мяста и Аллей Ерозолимских в Варшаве, по слухам, имелся и еще один аттракцион – во Дворце культуры и науки, совершенно московского вида сталинской высотке, построенный в свое время нашими, в ресторане давали стриптиз… Для граждан СССР, в котором, как известно, секса не было, это была суперэкзотика. Однако, когда нас ознакомили с программой 4-х дневного пребывания в польской столице, там ни малейшего намека на посещение подарка Советского Союза Польской Народной Республике не оказалось… Правда, на третий день вечером значилось посещение местной оперетки, которое, естественно, показалось нам совершенно излишним. Мужики между собой обсуждали, как подъехать к руководителю группы с объяснением, что у нас на этот вечер совсем другие планы, да так, чтобы не огрести в заключительном доносе о поездке обвинений в аморалочке.

Проблема разрешилась сама собой, когда, собрав группу по утру, руководитель обратился к нам и строгим тоном заявил: - Сегодня у нас единственная возможность посмотреть стриптиз! Кому неинтересно – может валить в оперетку, а я всех призываю не упустить такой случай!

Две или три дамы поджали губки и заявили, что им оперетта интереснее, за что я их нисколько не осуждаю, потому что заведомо было известно, что стриптиз – женский…

Вечером, спровадив меломанок, группа двинула во Дворец. За вход и обязательную кормежку с нас слупили по трети денег, отпущенных на Польшу, и, в конце концов, мы оказались в круглом зале ресторана в подвальном этаже. Для разогрева и развлечения нам что-то спели, чем-то пожонглировали и чего-то народного сплясали. А потом появилась дива… Ну, что – поплясала, в три приема разделась. Да, неплохая фигура, физиономия, правда, тяжеловата, а так - ничего нового… Процесс достижения цели запомнился больше результата…

Самое забавное, что острая реакция последовала оттуда, откуда не ждали: кто-то из местных, пьяный в клочья, очень лично воспринял то, что ему показали, и полез знакомиться со стриптизершей… Местные вышибалы сработали образцово – совершенно беззвучно персонаж был обездвижен и на руках близких вынесен вон. Когда мы вышли в вестибюль, то обнаружили «удаленного с поля» заклиненным в двух огромных сдвинутых креслах, где он мирно почивал…

Удивительно, что такое сомнительное с церковной точки зрения развлечение существовало в ортодоксально-католической Польше, а в куда менее фанатичной Чехии – отсутствовало.

Следующая остановка – Краков, одна из древних столиц Польши. Краков – это первый в Польше университет Collegium maius и огромный кафедральный Марьяцкий костел. Университет, действительно, старый, а костел произвел большое впечатление резным деревянным алтарем работы Вита Ствоша. Ствош, как выяснилось, был законодателем стиля деревянной храмовой скульптуры в Польше и Чехии. Такое изобилие скульптуры в храме я увидел впервые – в православных храмах скульптура либо редка, либо отсутствует вовсе.

Неподалеку от Кракова располагается Освенцим. В те времена, судя по табличке у касс, где продавали входные билеты на территорию лагеря, немцы туда не допускались. Да, на воротах, действительно, железные буквы Arbeit macht frei, но за ними совершенно нестрашные двухэтажные домики красного кирпича – до войны это были казармы польской армии. Поначалу немцы превратили их в показательный лагерь и возили в него комиссии Красного Креста.

Да, нам показали расстрельную стену, виселицу, на которой вешали приговоренных, а потом – и самого коменданта лагеря. Но настоящий ужас ждал нас по соседству с Освенцимским лагерем в Бжезинке. Огромное поле и бесконечные ряды бараков, в которых отчаянно ощущаешь скотство условий и отчаянную безнадежность. Внутри – не нары, а двухэтажные широкие столы, что ли, на которых располагалось по нескольку человек. Вдоль середины барака по полу тянулась труба от печей – единственный источник тепла в не самой жаркой стране Европы. В этом лагере содержалось, а, вернее, уничтожалось около 1 миллиона евреев и десятки тысяч советских военнопленных. Кстати, про то, что большинство жертв в этом лагере были евреями, нам тогда не рассказали…

Куда легче прошло посещение Велички – комплекса соляных шахт со множеством камер и залов, украшенных скульптурами и разными изделиями из каменной соли. Скульптуры, насколько я понимаю – творчество соляных шахтеров, наивны и примитивны, а вот в главной достопримечательности – огромном зале, в котором разместилась часовня, и пол был выложен полированными плитами соли, и люстры из больших кристаллов прозрачной соли выглядели роскошно. Когда мы там были, в Величке еще функционировало лечебное учреждение – считалось, что стерильный, насыщенный солью воздух хорошо действует при заболеваниях органов дыхания.

Дальнейшим пунктом нашего путешествия стал Вроцлав, в недалеком прошлом Бреслау, город, который в конце войны очень долго держался в осаде Красной Армии и сдался только 6 мая 45-го. Вроцлав – явно немецкий город с готической архитектурой, которой мы уделили внимание, но больше запомнилось, что в свободные вчера мы с приятелем повадились ходить в кино, а там шли фильмы, о которых мы либо и не слышали, либо только и слышали.

Смотреть англоязычные фильмы с польскими титрами было сложновато, и сказать, что я там все понял, не могу. Что-то мы допонимали, сличая свое понимание с пониманием товарища, но вряд ли понимание от этого становилось полным. А жаль: мы, в частности, посмотрели фильм Ингмара Бергмана «Лицом к лицу» с впечатляющей Лив Ульман, который произвел на меня сильное впечатление своей депрессивной атмосферой, но сюжетную канву (очень непростую) я понял только нынче, прочитав в интернете Википедию. Сходили мы и на вторую часть «Крестного отца», не видав первой, а на «Амаркорд» мы не попали – его демонстрация должна была начаться через неделю после того, как мы из города отбудем… Позавидовали тогда полякам, для которых все это было в порядке вещей.

Последним пунктом, в котором мы останавливались на территории Польши, был курортный городок Клодзко у границы Чехословакии. Как и везде, в киоске я приобрел значок с гербом города – там у каждой деревни есть герб и всякие городовые права, вроде королевского, горного, магдебургского или иглавского – и с удивлением обнаружил в нем двухвостого чешского льва – стандартный герб чешских королевских городов. Опять-таки много позже я узнал и историю захвата Чехии в 1938-м, и роли Польши, отхватившей за компанию с Гитлером у Чехии Тешинский край, и длительной уже послевоенной склоки между Польшей и Чехословакией из-за Клодзко, завершившейся договором только в 1956-м. Насколько я понял, после взятия города под польскую руку там произошла «этническая чистка», и чешское население в массе оттуда бежало, а после войны его не очень-то пускали обратно. Что-то похожее в то время происходило в разных вариантах по всей Европе, а самое затянувшееся до сих пор напоминает о себе в Косово, откуда сербы и черногорцы бежали в войну, а потом Тито ограничил возвращение и стал поощрять заселение этой исторически южнославянской области албанцами, бегущими от Энвера Ходжи…

Границу между двумя социалистическими государствами мы пересекали совсем неинтересно: в автобус входили пограничники, сначала польские, потом чехословацкие, мутным взором окидывали салон на 30 душ, то ли шлепали какие-то штампы, то ли нет – не помню, но никакой торжественности, никакого формализма – катитесь… Переехав границу у Находа, мы покатили по пустынному шоссе к Праге. На обочине дороги фазаны безмятежно паслись, салютуя нам задранными к небу хвостами. В голове мелькнула мысль: - Интересно, сколько бы времени они так мирно пропаслись на обочине шоссе в нашем разлюбезном Отечестве? В рано засыпавшую в те времена Прагу приехали уже практически в темноте, и заселились в плавучий отель «Рацек» (Чайка) на Влтаве, но все же отправились пошататься по улицам. Останавливались у освещенных витрин уже закрытых магазинов и пускали слюни на выставленные там колбасы и роскошные пирожные с кремом.

С колбасой мы столкнулись уже утром на гостиничном завтраке: каждого из нас ждала большая тарелка, застеленная колбасой, сквозь которую, однако, просвечивал рисунок на дне тарелки. Когда я смахнул содержимое тарелки, ощущение осталось, как от куска колбасы нижесредней толщины… Еще больший пассаж случился с пирожными, когда, решив кутнуть, мы заглянули в кофейню, я заказал себе вот это вот – с большой шапкой белого крема, вонзил в него зубы… а оно оказалось совершенно несладким, потому что то, что выглядело, как крем, оказалось взбитыми сливками.

А потом мы отправились по городу, который я представлял себе во многих подробностях, запомнив практически на память гашековского Швейка. Вообще, эта книга, с детства ставшая одной из любимых, сильно повлияла на отношение и к Праге, и к Чехии, и к чехам. (Напротив, к австрийцам и лично Францу-Иосифу заложилось негативное отношение. Подобный импринтинг случился и после «Тиля Уленшпигеля», и сколько бы потом ни нашлось красот в Испании, но осадочек остался).

Град, Староместская площадь, сгоревшая часовня рядом с ратушей – то, что чехи оставили в качестве памятника боев в городе, на домах таблички типа «Здесь в мае 1945 погиб Ян Курцек». Я тогда подумал, что, если бы мы по каждому павшему вешали табличку на стену, у нас бы все дома до 10-го этажа были ими покрыты. А сейчас жалею, что этого мы не сделали – может быть такое повседеневное напоминание удержало бы от особо агрессивных глупостей…

А еще Прашна брана, Карлов мост и множество других мест, которые хотелось рассмотреть не на бегу, а подробно. И это удалось на следующий год, о чем будет в своем месте.

Все бы ничего, но на мне лежала тяжкая обязанность с умом употребить валюту, сбереженную на Чехословакию. Задача состояла в приобретении жене зимних сапог, которые тогда были, мягко говоря, дефицитом. С этим удалось справиться с помощью сестры Пепика, который в то время был в очередной загранкомандировке, но по-родственному попросил сестру помочь. Я был отведен в какой-то универмаг, где и расстался с основной суммой крон, так что осталось только на маленькие кроссовки сыну, а на последний значок с гербом Прешова уже не осталось даже десяти крон…

Затем, миновав Брно и Низкие Татры, где больше выпивали за неимением поблизости достопримечательностей, мы засобирались домой.

Ранним майским утром 78-го года нас подняли, едва стало рассветать, вручили сухпаек вместо гостиничного завтрака и погрузили в наш автобус и покатили в сторону нашего Отечества. Однако, граница оказалась «на замке» в буквальном смысле – изба чехословацких пограничников была заперта, никаких недремлющих караулов… Крестьяне из соседнего сельскохозяйственного кооператива ныряли под шлагбаум и шли работать в сад, который простирался прямо до разграничительной линии.

Вот на нашей-то стороне все, как и положено, клубилось бдительностью – проходили дозоры с автоматами, пограничники с собаками, трактор поправлял следовую полосу…

В семь появились зевающие чехословацкие погранцы и задрали шлагбаум – нас они задерживать не собирались. Автобус миновал погранпереход Ужгород и припарковался на досмотровой площадке. Погранец в комбезе полез под днище проверять, не прицепился ли вражеский агент к выхлопной трубе, а нас проводили в зал, разделенный таможенным островком в центре на «туда» и «обратно». Рыжий вихрастый таможенник с приклеенной к физиономии улыбочкой вопросил: - Наркотики, порнография, религиозная, антисоветская литература есть? – Неаааа… - рявкнула наша группа. Вострые глазки инспектора тем временем отсканировали физиономии. – Иностранную валюту ввозите? – Гы-гы-гы! (в смысле – «мы что, идиоты?»). Тут к инспектору подошел еще таможенник со звездочками поменьше, и я расслышал: - 2 ковра… Лицо таможенника погасло – два ковра, один у водителя, другой у семейной пары – значит, никто подкожной, сверх разрешенного, валюты за бугор не таскал, а раз так – нечего на этих убогих и время тратить.

Таможенник перешел на другую сторону островка, где на пути «туда» стояла тетка в парадной форме деревенского образца, которая шла через границу пёхом, наверное, к родне или от родни. Мы были от этой пары метрах в десяти, разговор шел то ли на западно-украинском диалекте, то ли на русинском, при этом тетка визгливо голосила, так что я понимал только отдельные слова. Больше было понятно из жестов таможенника – он настойчиво тыкал пальцем вниз, тетка, видимо, возражала, потом все стихло, тетка нагнулась, стащила с ноги правую туфлю, и у нее в руке оказалась довольно толстая пачка червонцев. Пачка перекочевала в руки таможенника, и он стал у тетки перед носом ею потрясать и, видимо, всячески тетку укорять и унижать. Во всяком случае, так это выглядело со стороны, потом визг и рычание окончательно стихли, тетка вздохнула и потащилась на словацкую сторону. Интересно, что левой туфлей таможенник не поинтересовался. Ой, по-моему, он знал…

Мы вышли на улицу и в ожидании посадки в автобус, который должен был отвезти нас в Чоп к поезду, покуривали. Тут подвалил автобус с винницкой группой, которая весь маршрут шла за нами с отставанием в нескольких часов. Окна в автобусе были чем-то загорожены, присмотревшись, я понял – ковры. Из интереса сосчитал – 20 (это на стандартную группу из 30 человек). Что-то мне подсказало, что стоит ожидать небольшой корриды.

Я не ошибся – все вокруг зазеленело от таможенных мундиров, они повылезали из всех щелей и зароились вокруг винницкого автобуса, и вскоре оттуда понеслись визгливые вопли: - Ой, лышенько! Ой, та шо ж вы робытэ!

Простой расчет показывал, что на отпущенные деньги (140 рублей на Польшу, 160 – на Чехословакию) ребята накупили ковров раза в два больше возможного, даже если они все скидывались и, кроме ковров, вообще ничего не покупали. Еще и в окна свои трофеи повысовывали…

Тут наш автобус забибикал, и картину «Утро контрабандистской казни» мы не досмотрели.

А в Чопе еще раз стало непонятно, на кой черт нас разбудили ни свет, ни заря, потому что до поезда на Москву оставалось еще несколько часов. Мы шатались по Чопу, не зная, куда себя девать, зашли в книжный, а там литература оказалась сплошь на венгерском, в т.ч. школьные учебники. Мы и не знали, что так все серьезно, и венгерское меньшинство там большинство.

Поездка оставила два главных впечатления. Во-первых, я, уже будучи взрослым человеком, прочувствовал, до какой степени мы живем своеобычной жизнью, и соседственные народы, близкие хотя бы по языку, все же серьезно отличаются и по стилю жизни, и по достатку, хотя бы среднестатистическому. И, во-вторых, окончательно невзлюбил эту систему организованных экскурсий: посмотрите направо, посмотрите налево, вперед, едва запечатлев в сознании зрительный образ, но нифига не прочувствовав и не насладившись. Впоследствии мы с женой путешествовали самостоятельно, жена достигла невероятных высот в теоретической подготовке к поездкам, о чем ею оставлены исторические полотна на нашем семейном сайте в разделе «Из дальних странствий», которые вполне могут послужить дешевым и доступным путеводителем по западной Европе с множеством иллюстраций.

ПОРП (польск. PZPR – Polska Zjednoczona partia robotnicza) – Польская объединенная рабочая партия, местная инкарнация КПСС. Объединенная она потому, что была сформирована на руинах довоенной польской компартии, подвергшейся сталинской вивисекции, и соцпартии

Блог