Блог

Год 1991-й заканчивался, если посмотреть объективно, в отчаянном положении. Многочасовые очереди за хлебом, окончательно опустевшие полки магазинов, полная неизвестность о собственных судьбах – житейских и профессиональных. И все же от худшего – от сваливания в голод и хаос, от чего мы были на волосок, правительство Гайдара – спасибо ему! - сумело страну удержать.

Для ясности – у меня тогда зарплата была чуть выше средней – рублей 800…

Помню магазины 2 января 1992 года и людей, изумленными глазами смотрящих на заполнившиеся невиданными продуктами прилавки и на их астрономические цены. Йогурт, вкус которого я знал по командировке в Югославию, захотелось купить детям, о себе – и речи не было… Откуда взялись такие цены, я мог себе представить, но откуда взялись продукты? Значит, они где-то там, в закромах родины хранились до поры, а выбросили их народу, когда стало можно запросить за них подходящую цену? Кстати, с этого момента начался и процесс возвращения народу некогда известных и даже привычных продуктов питания, о которых многие успели позабыть, а юные – и не видели никогда. Вдруг на прилавках появилась любимая мной в детстве           «Клюква с сахаре», а сыры, видимо вернувшиеся из эмиграции, стали возвращать себе индивидуальные особенности и личные имена, как встарь – «российский», «латвийский», «швейцарский», а не просто – «сыр»...

Но все это стоило денег, несравнимых с зарплатой, и, чтобы накопить на йогурт для детей, нужно было искать подработку, с которой стало еще труднее, чем раньше. Максимум, что удалось найти – это опять работа переводчика. Но на этот раз нашлось какое-то уж совсем забубенное издательство, которое без спросу авторских прав шлепало совершенно дурацкую фантастику – такое нагромождение выдуманных деталей, что меня просто преследовала мысль: на кой черт такое выдумывать, и что могут принести читателю такие тексты. Разве что мишень, в которую можно глаза уставить в толкучке метро. Платили не слишком, но я вообще сомневался стоит ли брать с людей деньги за такое чтиво или же, наоборот, надо им приплачивать…

Люди бросились спасаться и выкручиваться, кто как может. Аспирант, который делал под моим руководством диплом, все глубже уходил в какие-то бизнесы и периодически озадачивал меня вопросами типа «нет ли у меня доступа к цветным металлам, потому что это сейчас очень доходно». Не было у меня доступа к залежам цветмета и даже представления о том, где они могут залежать. Институтский молодняк в массовом порядке бросал науку и нырял в частные шарашки и курсы бухгалтеров. И я на некоторое время снова вернулся в категорию самых младших научных сотрудников института –в Институте оставались ученые слоны – профессура, максимум – такие, как я - остепененные 40-летние, и те из младших, у кого либо диссертация была на сносях, либо детский фанатизм биолога никак не выветривался. Не знаю, на чем тогда основывался мой оптимизм и надежда, что мне еще удастся поработать по специальности, совсем, как после выпуска из университета, но ведь получилось!

Между прочим, этот и следующий год у меня прошел в завершении борьбы с шефом по принципиальному научному вопросу. Я долго не мог в толк взять, почему он придирается и тормозит статью по материалам югославской экспедиции 89-го и дальневосточных 86-го, 90-го т 91-го годов. То, что вызывало у меня недоумение в уже давней экспедиции в бухту Троица, после югославской поездки и, особенно, последней экспедиции в бухту Алексеевская на острове Попова, приобрело вполне ясный вид. У меня получилось, что у ранних зародышей присутствуют на клеточной мембране серотониновые рецепторы, хотя до того у нас в лаборатории господствовало представление о том, что у эмбрионов такие рецепторы локализованы только внутриклеточно. И, как выяснилось, у шефа на эту самую тему – о внутриклеточной локализации – два года накапливались материалы и, соответственно, статья в международный журнал, а тут я – подрываю концепцию. В общем-то, не столько я продавил свою статью, сколько шеф, опубликовав свою, ослабил прессинг, и в 1993-м моя статья вышла, наконец, в Comparative Biochemistry and Physiology. А ехать куда-то в экспедицию уже не было никакой возможности – денег в институте на такие затеи окончательно не стало, а с Дальнего Востока приходили невеселые вести о полном разорении и развале на их биостанциях. Мой друг, как и многие другие владивостокские коллеги, подрядился fish-inspector’ом на японские траулеры, которым разрешили лов в нашей экономической зоне, тем и жил…

Естественно, волна, поднятая августовским путчем, не схлынула, только перелилась с улиц в залы заседаний. Помнится, именно тогда остро встал вопрос о подсчете голосов в ВерхСовете – привычное и само собой разумеющееся по советским временам единогласное голосование временно исчезли, и потребовалось считать голоса всерьез. Пришлось назначать счетчиков из депутатов, которые пальцами пересчитывали голоса на своих делянках, а электронную систему сумели сделать и ввести в строй только в 94-м уже в Госдуме.

А законы, которые там готовились и принимались, оказались очень далеки от тех, которые ожидала демократическая общественность. Еще бы, с развалом Советского Союза, Верховный Совет РСФСР, выбиравшийся при Советской власти по тогдашним правилам, не распустили, люстрация компартийцев и чекистов проведена не была, а сама компартия не запрещена. То ли пришедший к власти Ельцин и его команда старались обойтись терапевтическими мерами, то ли влияние прежней властной системы оказалось настолько велико, что справиться ним не хватило сил и настойчивости. Результаты такой нерешительности и половинчатости можно наблюдать нынче, в третье десятилетие XXI века.

Курс на свободную экономику в насквозь государственно-монополистической стране не мог не встретить отчаянного сопротивления старой номенклатуры – того самого коммунистического большинства в ВерхСовете. Ваучеры и то, как эта идея была реализована, – целиком заслуга думских коммунистов. Эти орлы обеспечили «красным директорам» - прежним руководителям промышленных предприятий возможность заполучить огромное большинство акций возглавляемых ими предприятий и впоследствии приватизировать их.

В энергетике, в которой трудился мой отец, люди на ваучеры получали акции РАО ЕЭС в зависимости от стоимости основных средств предприятий, на которых они работали. В результате те, кто работал на электростанциях постройки 1928-го года (были в строю действующих еще и такие!), получали крохи по сравнению с теми, кто трудился на только что построенных. Моему отцу досталась доля от стоимости зданий Теплотехнического института, в котором он работал, а ведь его работа состояла в пуске и наладке котлов тепловых станций по всей стране. Это было все же больше, чем ничего, однако двух «Волг», обещанных Чубайсом за каждый ваучер, никак не получалось.

В те времена рассказывали то ли как быль, то ли как анекдот: старая дама, настолько старая, что еще застала и запомнила, как обращаться с ценными бумагами, приходила по утрам к нам на Мясницкую в Главпочтамт, где располагалась Биржа. По утру, на пике спроса и цен, дама продавала свой ваучер, а потом фланировала по бирже, развлекая себя знакомствами и выслушиванием биржевых сплетен. Под закрытие биржи, когда спрос и цены на ваучеры падали, старая дама приобретала 1 (один), возможно – свой собственный, и уходила, унося с собой маржу. Маржа, видимо, была вполне сравнима с пенсией старой дамы и помогала держаться наплаву.

В то же время многие, кроме ваучеров, не получили в результате ничего, как например, большинство сотрудников академических институтов. Лично мне с этой затеи все-же кое-что перепало – на дивиденды от акций Военно-промышленной компании, приобретенных за ваучеры, я в три приема приобрел в общей сложности полтора кило кофе в зернах. Судя по тому, что говорили мои друзья и знакомые, – это был один из лучших результатов. Потом руководство компании, в которую мы вложили ваучеры, сбежало со всеми авуарами, и тоненькая струйка дивидендов в виде кофе пресеклась…

Здесь будет кстати вспомнить, что нам тогда помогло удержаться от катастрофы, кроме решительных действий правительства реформаторов, и кто тогда протянул нам руку помощи. С ныне проклинаемого Запада, из Европы и Америки в Россию, в которой, как поверили и мы, и они, победила демократия, пошел мощный поток кредитов и гуманитарной помощи. Наверное, те, кто давал кредиты на довольно суровых условиях, рассчитывал так приобрести рычаги политического влияния, но те, кто задаром гнал сюда сахар и муку, макароны и тушенку, об этом не думали, они просто спасали людей от голода. И не их вина, что значительная часть этой бескорыстной помощи тут же разворовывалась и тем же страждущим и голодающим впаривалась за деньги. Думаю, не одно из нынешних бешеных состояний берет свои истоки оттуда, как многие ленинградские «блокадные коллекции» картин и прочих предметов искусства были построены на голоде и возможности приторговывать пайками.

Поминаемый ныне исключительно как враг всего российского финансист Джордж Сорос тогда спас множество российских научных работников и учителей от нищеты и необходимости бросить профессию. Я тоже получил тогда его грант Сороса, как и вся наша лаборатория, и они нас как-то поддержали. Стоит задуматься, почему нас спасали, когда нас можно было брать голыми руками, а теперь – изолировали, и отношения России с Европой и Америкой едва ли не хуже, чем в разгар «холодной войны»?

Единственное непротиворечивое объяснение этой внешне парадоксальной ситуации состоит в том, что ТОГДА, после краха советской системы, в России декларировали общечеловеческие ценности и, в целом, следовали им, встречая благодарную помощь от тех, кого нами пугали в течение десятилетий. Так было, пока президентом оставался Ельцин, который при всех его ужасных недостатках по-настоящему соблюдал свободу слова, партий и совести. Целых девять лет – невероятно долго для России – эта ценность демократического общества сохранялась в нашей стране, и тогда нам прощали недостатки и поддерживали с нами нормальные отношения. А потом, этому пришел конец, поскольку выяснилось, что даже такая прививка свободы недостаточна, чтобы излечить страну от хронического монархизма мозга. Россия все явственнее от ценностей свободного общества стала переходить к «суверенной демократии», оказавшуюся «кратией» только для суверена, выборы все меньше стали становиться выборами, общечеловеческие ценности – все больше националистическими. Самые наглые держиморды проштамповали закон об отключении России от мировой Сети. За всем этим стоит, с моей точки зрения, то, что правящая группировка поставила целью незыблемость своей власти и свое максимальное обогащение любой ценой. Все остальное – постольку поскольку. И все растущие аппетиты российской бюрократии приводят к тому, что на потребности основной массы населения остается все меньше средств, хотя уровень жизни продолжает превосходить во многих случаях то, что у людей было при социализме. Как тут не вспомнить марксистскую теорию относительного обнищания масс.

Понять психологию этой публики легко: семь десятилетий в них подавляли нормальный инстинкт собственника, и теперь, когда ограничения отпали, мурло оказалось ненасытным и не обращающим внимания на мелкие условности вроде необходимости соблюдать демократические процедуры. А раз такое дело, и на сокращение своих доходов росбюрократия нипочем не согласна, простому народу надо внятно объяснить, почему он так плохо живет при таких доходах от нефти и газа. Мы так лихо торговали всем этим, что позволили себе в Питере здание Газпрома в форме фаллоса, там же - стадион за тройную цену и игроков за несусветные деньги – потешить беса руководству газового гиганта… Вот мы и оказались в кольце врагов, которые только что не дали нам перемереть с голоду, а теперь, оказывается, злоумышляют на наш суверенитет и священные скрепы к нему. Такое объяснение в глазах немного знающих историю выглядят именно как фарс, потому что трагедию «Республика в кольце фронтов» уже сыграли в Гражданскую войну.

Стоит только поражаться гениальному предвидению Братьев Стругацких, которые точно описали в романе «Понедельник начинается в субботу» гения-потребителя, мага-кадавра, который стремился дотянуться до всех материальных ценностей в пределах досягаемости, свернуть пространство и остановить время (лучше – двинуть его вспять).
***
А в футболе новые времена и свобода передвижения привели к тому, что ЦСКА широким жестом разослал в чуждые пределы весь свой золотой состав последних чемпионов и обладателей Кубка СССР. В команде остались ребятишки, которые были под основой и которым бы в самую пору только набираться опыта в компании чемпионов. Но воевать пришлось ими одними.

И ведь неплохо получалось! Дух садыринской игры витал над юными армейцами. Конечно, не под силу им было тягаться со «Спартаком», который сгреб под себя все живое со всего «постсоветского пространства» - Кечинова, Пятницкого, Цымбаларя. Никифорова, Онопко… Особенно Украину пограбили – там тогда совсем кирдык настал... Но на исторический подвиг у юных армейцев сил хватило.

Да никому и не снилось бороться с «Барселоной», а ведь обыграли! Причём не в каком-нибудь товарищеском матче, а в главном клубном турнире Европы - Лиге Чемпионов! После ничьей в Москве - 1:1, что уже выглядело подвигом, в Каталонии вышли с нахальными мордами и, проигрывая 0:2, наколотили благородным донам три штуки – одна другой красивее. Сначала Бушманов - в «девятку» после паса, разрезавшего оборону Барсы, потом Машкарин – в падении головой после корнера. Победный же гол Карсакова, вообще, шедевр – Дима забил его пяткой каким-то невероятным рикошетом об собственную ногу! При этом у нас в составе еще не было ни одного легионера, зато присутствовали совсем юные Гущин, Гришин и Файзуллин. А против них играли Стоичков, Куман, Лаудруп, Гвардиола и Гойкоэчеа, каждый из которых, наверное, стоил больше, чем вся команда ЦСКА скопом. Мы же из-за жадности тогдашних телечиновников так и не увидели эту, одну из самых выдающихся наших побед – на свои безразмерные зарплаты у них деньги всегда находились, а вот на то, чтобы купить права на трансляцию игры армейцев с Барселоной – нет… И только теперь в интернете можно найти и насладиться нарезкой моментов…

Гол в воротах Барселоны