Блог

Привычная научная работа у нас в стране рухнула совершенно, а ведь она долгое время приносила неплохие результаты и позволяла относиться к собственной деятельности как к небесполезной. Между тем, открылись возможности непривычные. Как-то резко сломалась система, при которой в зарубежную лабораторию могли попасть только увенчанные всякими лаврами ученые слоны, а молодые были обречены выслушивать их волшебные рассказы о чудесной стране Загранице. И о еврействе как о препятствии международным поездкам перестали вспоминать. Командировки в Англию позволили за считанные месяцы решить проблему, на которую у меня без всякой пользы прежде ушли годы. Однако нужно было искать новые возможности.

Мой завлаб профессор Бузников повел переговоры с американской коллегой - профессором Университета Северной Каролины Джин Лаудер, с которой мы только что написали по электронной почте совместную мини-монографию, ставшую впоследствии самой цитируемой не только для меня, но и для самого Геннадия Алексеевича. Речь шла о позиции visiting professor. Было ясно, что этот "Боливар не вынесет двоих", и рассчитывать на помощь шефа впредь не стоит...

И, следовательно, надо было брать дело в свои руки. Закинутая шефу удочка насчет контакта с итальянской коллегой из Генуи вернулась с пустым крючком – начальник категорически воспротивился, полагаю, потому что берег этот вариант для себя как резервный (впоследствии так им и не воспользовался). Однако, тут выяснилось, что защитивший PhD с помощью моей картинки про пчел и ангелов английский аспирант Мартин перебрался в Неаполь на знаменитую Зоологическую Станцию «Антон Дорн». Место для нее еще в XIX веке посоветовал ее основателю Дорну выдающийся русский биолог Ковалевский. На начальном этапе существования Станции там работал первый нобелевский лауреат из России Илья Мечников, его приборы и память о нем бережно сохраняются там и поныне. Говорят, что когда-то там существовал «русский стол» для приглашенных биологов из России, но только при условии взаимного приглашения итальянца в Россию. Понятное дело, при советской власти условие не соблюдалось, а оттого и забылось…

Я написал Мартину, и вскоре получил приглашение поработать месяц на Станции в лаборатории Брайана Дэйла. Наконец-то сбылась мечта применить в наших исследованиях электрофизиологические методы – в Неаполе имелась «на ходу» установка для измерения токов на мембране клеток, именно такая, которая нужна для работы на эмбрионах морских ежей. С финансовой точки зрения это предприятие было для меня совершеннейшей авантюрой: авиабилеты были куплены за счет первого в нашей лаборатории гранта РФФИ, а как я наскреб деньги на проживание, я сейчас и вспомнить не могу. По возвращении выяснилось, что заграничные командировки и экспедиции из грантов оплачивать нельзя, но, поскольку условия твердо еще не знал никто, мне это сошло с рук.

На этот раз, прилетев во Фьюмичино, я на электричке отправился в Рим, из окошка немножко поглядел на Вечный город, а на вокзале Рома Термини купил билет до Неаполя и просто перешел на другую платформу. Вот тут хоть три с половиной часа можно было поразглядывать страну и ее население, которое заполняло вагон. По прибытии, совершенно не зная города, я взял такси у вокзала на пьяцца Гарибальди и сказал водителю: - Станционе Зоолоджико! Но понимания не нашел, во-первых, потому что "Стационе дзоолоджико", а, главное, потому что водила понятия не имел про такую достопримечательность его родного города. Дальше пошел подбор отмычек к шоферскому мозгу, и на словах "Вилла Комунале" он возопил: - Акварио!

Вход в Зоологическую Станцию "Антон Дорн"

Зоология, видимо, не так близка сердцам неаполитанцев, как аквариумистика. Кстати, аквариум так презанятный хотя бы обитающими там в танках с морской водой огромными черепахами. Ну, ладно, акварио так акварио...

Следующим номером программы было объяснение с вооруженным охранником Стационе, в результате которого я оказался в лаборатории. Сидевший там парень, представился как Раффаэле, "wet from Potenza" (ветеринар из Потенцы), объяснил, что сейчас никого из сотрудников нет, но вот скоро приедет Мартин и отвезет на снятую для меня квартиру. Так и вышло.

Поселили меня в бунгало сеньоры Лампо в предместье Сорренто – Сант-Аньелло, на Виале-деи-Пини (по-русски – в Сосновом переулке) – в 50 километрах от Неаполя. Взяли с меня за жилье по минимуму, а на работу я ездил на электричке. Когда на вокзале повисало объявление об очередной забастовке железнодорожников (раза три за месяц работы), приходилось идти в порт и грузиться на корабль на подводных крыльях «Ракета» сормовского судостроительного завода, который пробегал Неаполитанский залив минут за 40. А в самом начале работы мне пришлось отправиться в Неаполь самой ранней электричкой, чтобы в 5 утра успеть занять очередь в Ufficio stragneri – офис по борьбе с иностранцами: надо было получить разрешение на проживание. Угробив полдня в очереди, я получил корешок квитанции о том, что все необходимые документы сданы, а само разрешение должно было прийти примерно через месяц после того, как я оттуда уеду, но иначе возникли бы проблемы при следующих поездках.

Электрофизиологической методике я научился довольно быстро, очевидная мысль, что, если на мембране клеток есть интересующие нас рецепторы, то фармакологические воздействия должны вызывать токи через нее подтвердилось. Когда стали получаться удачные опыты, я опять пожадничал, и в итоге в тот раз Неаполь практически не увидел. Меня все время преследовала мысль, что, может быть, это - последняя возможность эдак поработать...

Это установка, на которой я работал

О том, чтобы сбегать на футбол, даже мысли не возникало. А ведь это была не просто Италия, а Неаполь - город в котором играл Диего Армандо Марадона, местночтимый святой. Футбол в Неаполе не заметить было невозможно, при том, что в этот период команда столицы юга Италии пребывала не в лучшем состоянии - тихо перебивалась в серии «Б», и местные о славных временах Марадоны только со вздохом вспоминали. Но это ж южные страсти – когда кого-то там «Наполи» обыграл в своем дивизионе, весь город бибикал, пил вдохновляющие напитки и выражал чувства.

Характерная деталь – в пятницу по всей Италии начинается дурдом. Мужики с совершенно невменяемыми физиономиями сбегаются в пункты Тото – делают ставки, организуют локальные брехаловки. Похоже, ставки – это для них не меньшая часть удовольствия, чем сам футбол. И все это – под поток чашечек кофе. Вот это то, чего мы, по-моему, никогда не превзойдем. Кофе у них по качеству отличается от нашего сильней, чем уровень футбола.

Когда начинаются матчи, мужики с улиц исчезают полностью, кроме карабинеров - эти бдят. После матчей ток-шоу по результатам тура с рассмотрением буквально всех ключевых эпизодов идут по всем программам по нескольку часов. Голы, фолы, судейские проколы прокручиваются с разных ракурсов раз по десять. Судей стирают в тоненький порошок и смешивают с навозом в больших пропорциях в пользу навоза. Российские судейки жалуются, что их гнобят – это они не видели, что делают с их коллегами в солнечной стране!

Все же, невозможно сказать, что этот месяц я прожил одними экспериментами. Текучка непрерывной работы прервалась двухдневной конференцией по искусственному оплодотворению, которую лаборатория Дэйла провела как раз в Сорренто. Послушал я о последних достижениях, в том числе – о решении проблем при азооспермии (отсутствии подвижных сперматозоидов) и даже некроспермии (когда сперматозоиды погибают). Да, шансы получали мужики, которым раньше не светило оставить потомство. Впрочем, никто не мог предсказать, как это на потомстве отразится.

В перерыве все вышли на улицу покурить, достал и я свою пачку «Пегаса», с «Явой» еще были проблемы. Закурил, Раффаэле, прогуливавшийся по соседству, потянул носом и вежливо поинтересовался: - Житан? (Известнейшие в Европе дешевые и вонючие французские сигареты без фильтра). Я в ответ продемонстрировал свою пачку, дескать, наши не хуже французских… Когда конференция окончилась, отправился пешком домой в Сант-Аньелло. В садике моего бунгало за калиткой была совершенная темень, и я в очередной раз встретил лбом зеленый и твердый, как камень, лимон на ветке.

В последний свой уикэнд в Неаполе я все-таки пожертвовал еще одним рабочим днем и отправился в Помпеи на поезде железной дороги, которая называется Circumvesuviana - Круговезувийская, значит. Быть рядом с этим легендарным местом и не посетить его - это даже для меня чересчур. Помпеи был южный курортом для богатых древних римлян со всеми атрибутами тогдашней культуры - Форум, театр. Бесконечное поле улиц и остатков домов, доступное для туристов, еще большее - закрытое по причине неисследованности или ветхости. Трагические гипсовые фигуры помпеанцев, застигнутых извержением в своих домах, умопомрачительные фрески в Вилле Мистерий в углу города...

Бродил сам, потом подцепился к русской экскурсии, потом снова в одиночку. Невероятное ощущение двухтысячелетнего пепла под ногами… А на стене дома – такой же давности след избирательной кампании, случившейся, видимо, незадолго до катастрофы: - Не голосуйте за Луция (имя – неточно)! Он педик!

На станции Помпеи Скави в ожидании поезда в сторону Сорренто пересекся с группой английских туристов, которые бросились ко мне, как к родному - у меня на голове красовалась бейсболка с гербом Университета Ньюкасла-на-Тайне, которой я разжился в последней командировке в Англию. А один из встреченных мной на помпейской платформе англичан оказался тамошним преподавателем.

Герб Университета Ньюкасла-на-Тайне

По возвращении в Сант-Аньелло я был перехвачен хозяйкой моего соррентинского жилья синьорой Лампо. Она, вообще, относилась ко мне очень сочувственно: «синьор профессоре» - из России, там, говорят, ужасная бедность, голод. А тут еще и «профессоре руссо», действительно, попался весьма худощавого телосложения… И синьора очень настойчиво зазывала меня зайти пообедать в субботу. Как-то мне неловко откликаться на такие приглашения, а поскольку я работал и в выходные, пару раз увильнул… Однако, синьора Лампо оказалась не только добра, но и настойчива, и в этот раз я, явно бездельничающий в выходной, был скручен и усажен за обед.

За столом, как и подобает, сидела вся большая неаполитанская семья – синьора, ее престарелый муж, ее одинокая сестра, племянницы, племянники, в том числе тот, что приехал из Аргентины, чтобы поступить в неаполитанскую мореходку, а для этого был нужен аттестат итальянской школы.

Под веселое щебетание синьоры подали закуски, которые мы с синьором спровадили в желудки первым стаканом красного. Потом были какие-то другие закуски, мясо, паста, какие-то колбаски, овощи, еще что-то. Мы беседовали с синьором, он, оказывается, успел побывать в плену у немцев (сначала воевал с ними бок о бок, а потом, после падения Муссолини, как и все итальянские солдаты вне Италии был ими интернирован), сидел в лагере в Польше, освободили наши. Сказал, что помнит несколько русских слов, но, судя по исполнению, – скорее, польских. Тут я приметил, что полутора литров красного в бутылке рядом с моей тарелкой – как не бывало…

Потом был десерт и какое-то печенье, ну и кофе, само собой. С лимончеллой. Синьора интересовалась жизнью в России, я отвечал, как мог, с каждой минутой все яснее понимая, что объем циркулирующей крови в организме конечен, и та, что есть в моем, целиком ушла на органы пищеварения. В конце концов, я уполз в свое бунгало, чувствуя себя, как тот удав у Сент-Экзюпери, который проглотил слона. Только к ночи сознание стало возвращаться, и, о ужас, снова захотелось жрать…

В конце работы выскочило неожиданное затруднение. Мартин объяснил, что оставлять обработку полученных результатов на последнюю минуту нельзя, потому что она требует серьезных усилий. Да, это было время перехода с аналоговых данных на цифровые, и чтобы преобразовать результаты опытов в пригодную для компьютерной обработки форму, надо было буквально вручную открывать и пропускать через программу аналогово-цифрового преобразования каждую запись опыта. На это, и вправду, ушло полдня, из которых примерно час прошел под чутким руководством неаполитанских коллег. Командировка завершилась успешно, За тот месяц, что проработал в Неаполе в первый визит, набрался материал на небольшую публикацию. Не менее важно, что я подружился с местными коллегами – доторессой Элизабетой Тости и доторе Рафаэле Бони - и договорился о дальнейшем сотрудничестве, которое потом продолжилось в течение многих лет.

Доктор Элизабета Тости

Профессор университета Потенцы доктор Раффаэле Бони

 

В свой последний день на Станции я притащил бутылку вина и торт, справил отвальную и получил на дорожку великолепный подарок – бутыль с лимончеллой домашнего изготовления – густой жидкостью непередаваемого вкуса и крепости градусов в 60 – 70. Магазинная лимончелла рядом с ней – жалкая пародия.

Собрав вещички, я потопал к Stazione maritimа (морскому вокзалу), чтобы отплыть в Сорренто, потому что железнодорожники опять бастовали. На этот раз я сделал выводы и зарезервировал деньги и день на осмотр римских достопримечательностей. В Рим я собирался автобусом отправиться прямо из Сорренто.

Шел я, шел, и на очередном шаге у меня разорвался мениск вправом колене. Я уже пережил разрыв в левом, так что диагноз поставил легко. Правда, остались другие трудности: доковылять до «Ракеты», потом до дому на Viale dei Pini, а потом как-то – до автобуса.

Синьора Лампо всполошилась, когда увидела, как я передвигаюсь, и утром мои вещи к автобусу дотащил ее племянник. До самого Рима от меня не требовалось ничего, кроме как сидеть, а вот там пришлось встать и как-то добираться до отеля в районе вокзала Roma Termini. Немного отлежался в номере и вылез на улицу – ну, невозможно просто валяться в койке, когда за окнами Рим! Я придумал хитрый план: заехать на метро в Ватикан, посмотреть его, потом – снова нырнуть в метро - и на площадь Испании, потом – снова метро, и так далее.

Собор Святого Петра, совершенно обалденная «Пьета» Микельанджело, площадь святого Марка, Ватикан, прогуливающиеся швейцарские гвардейцы в полосатых униформах…

Нырнул в метро и вылез на площади Испании. Вот тут-то я и попался – отошел от метро пару кварталов, а там фонтан Треви, потом парламент, потом площадь Венеции с мегаломанским дворцом, а потом пошли раскопки римского Форума… Весь мой хитроумный план рухнул, я ковылял все дальше и дальше, не в силах заставить себя нырнуть в метро. Нога при этом болела все сильнее, если бы по Риму можно было ползти, я бы так и поступил.

А потом я увидел Колизей… От вида этого сооружения у меня разом исчезли все болевые ощущения, остался только восторг узнавания и восхищения. Я вижу это! И это – действительно, феноменально! Про свое копыто я забыл, обошел Колизей кругом, заглянул внутрь, даже до колонны Траяна добрался…

И тут на Рим пала ночная мгла, стало ничего не видать, а я пополз к себе в гостиницу. Вот когда мой энтузиазм мне аукнулся! Страшно знобило, колено раздулось так, что невозможно было стянуть штаны. Залез под одеяло и в полубессознательном состоянии в качестве лекарства стал смотреть футбол по телевизору, какой-то матч еврокубков. Помогло, жар спал, но от мысли о том, что завтра надо с вещами добраться до самолета, мутило.

Наутро встал я пораньше и поступил мудро – два небольших квартала до вокзала Рома Термини заняли полчаса. А вот дальше было просто – я погрузил свои вещи на вокзальную тележку, сам навалился на нее пузом и, как на самокате, отталкиваясь здоровой ногой, покатил к поезду на Фьюмичино. Тем же средством передвижения я воспользовался в римском аэропорту, а вот в Шереметьево снова все пришлось тащить на себе – в те времена тележек там почти не было, и стоили они совершенно несусветных денег. Слава богу, за линией государственной границы меня ждали жена и брат…

На следующий день, чуть свет, я стал названивать в медсанчасть ЗиЛа доктору Лазко, который уже сделал мне удачную артроскопию левого колена. В отделении ответил какой-то вежливый голос: - Доктора Лазко нет, он будет через месяц.

Пришлось обращаться в травмопункт, там мне наложили гипс от верхней трети бедра до щиколотки. Гипс в декабре на улице хорошенько промерзал, а потом дома долго оттаивал. Прошкандыбав на костылях три недели, я от «оков» избавился, но через два часа после этого колено накрылось окончательно. Снова стал звонить доктору Лазко, который на этот раз взял трубку сам: - Да, что вы! Никуда я не уезжал, все время был здесь, это коллеги по доброте своей…

29-го декабря меня прооперировали и даже отпустили домой под самый Новый 99-й Год…
***
Между медицинскими делами, я стал разбираться в неаполитанских результатах, и тут выяснилось, что в первой части опытов частота регистрации,оставшаяся от последнего работавшего на установке до меня, составляла 100 Гц, тогда как мне и 10 Гц хватало с избытком. В результате файлы получались огромными, Excel и отказывался их прожевывать. Как с этим бороться я не знал и обратился к коллегам на ЦСКовском сайте peski.ru за помощью. Очень вскоре откликнулся болельщик Alexander Gl. который по-быстрому сваял мне программку усреднения. А вы говорите,что от футбола науке пользы не бывает... 

Неаполитанская командировка добавила важный кирпичик в логику работы. И вот теперь пришла пора заняться докторской диссертацией. Шеф уже отправился в Соединенные Штаты в качестве приглашенного профессора в Университет Северной Каролины, и мне стоило призадуматься над выживанием в науке – своим собственным и коллег, поскольку на длительные отлучки руководителей лабораторий дирекция смотрела косо. Наличие в лаборатории доктора, на которого можно возложить формальное исполнение обязанностей завлаба дирекцию как-то успокаивало.

Однако, докторскую написать – дело долгое и объемное. Но все-таки я за него взялся, потому что в голове постепенно выкристаллизовалась концепция, разумно связывающая мои прежние результаты с полученными в последних командировках. И вообще, диссертация, тем более докторская, предоставляет уникальную возможность уйти от сухого научного стиля, порассуждать о том, о чем в рядовых статьях рассуждать не принято, изложить идеи и домыслы, которым в научной рутине места нет. В общем, пораспускать хвост... В чисто научном плане момент для такой работы тоже показался мне подходящим: у нас самих сложилось и закрепилось принципиально новое представление о том, что функции трансмиттеров у ранних зародышей охватывают и внутриклеточные, и межклеточные процессы при участии рецепторов, локализованных, соответственно, внутриклеточно и на внешней мембране клеток. И эти различные процессы, происходящие одновременно и последовательно, охватывают все раннее развитие.

К лету я изложил все свои экспериментальные данные и основные идеи, из них вытекающие. Следующим серьезным этапом была подготовка литературного обзора. И вот я, набрав литературных данных, со своим самым первым ноутбуком и первой (она же – и последняя) женой летом отправился во владимирские леса на берег Колокши – писать. Писалось довольно хорошо, кроме тех моментов, когда жена отрывала от ноутбука и тащила в лес – подышать свежим воздухом и отвлечься. В лесу нас встречали плотные боевые порядки комаров, которые избавляли нас от малейшей вероятности гипертонической болезни, поскольку пили из нас кровь литрами. После таких прогулок я с особым энтузиазмом возвращался к научной работе.

Я уже практически заканчивал литобзор, растянувшийся больше, чем на 100 страниц, когда мой первый ноутбук прощально мигнул экраном и издох… Ужас и отчаяние! Беда случилась ближе к ночи, и даже не было возможности сразу броситься к машине, чтобы мчаться в Москву и пытаться спасти результаты работы за несколько месяцев. Успела посетить мысль, что, если восстановить наработанный текст не удастся, то – гори оно все огнем, значит – не судьба!

Утро вечера мудренее, оно принесло более рациональную идею – проверить на ремонтные возможности немаленький город Владимир, совсем невдалеке от нас. И прямо рядом с въездом в город мы обнаружили мастерскую с двумя молодыми веселыми ребятами, которые сразу нас обнадежили и сказали приехать на следующий день. Ориентиром в поисках мастерской должен был послужить презабавный бюст, который выглядел, как совершеннейший скульптурный портрет Владимира Ильича Ленина, к которому приделана мраморная борода лопатой. Оказалось, что это все же не замаскированный глава Советского государства, а какой-то местный профессор, но совершенно ясно, что произведен он из неликвидного вождя.

На следующий день, едва дотерпев до обозначенного мастерами срока, мы рванули во Владимир и, войдя в мастерскую, по довольным физиономиям мужиков поняли, что ноут удалось «поднять». Действительно, когда я нажал на кнопочку включения ноутбука, он застучал твердым диском, появилась картинка Windows for Workgroups, и в списке файлов обнаружился Literature.doc, уже по размеру которого я понял, что по крайней мере основная часть работы сохранилась. Значит, судьба – все-таки дописывать диссер…

Чемпионат России 99-го оказался менее успешным для армейцев, чем предыдущий, даже не потому, что вместо серебряных были завоеваны лишь бронзовые награды, а по ощущению от их игры. Снова как-то безропотно проиграли оба матча Спартаку…